Дэвид Солой - Турбулентность

— Спасибо, — сказала Мэрион.

И к удивлению Вэнди, обняла ее, несмотря на свою мокрую одежду.

— Оу! — произнесла Вэнди. — Ого!

Мэрион вдруг сделалась чрезвычайно эмоциональной. У нее выступили слезы, и она кивнула женщине постарше, Джеки, которая преподавала ее творчество студентам в Гонконге, а затем развернулась и поспешила прочь по проходу супермаркета.

ОНА ПРОСНУЛАСЬ в тусклой неподвижности салона самолета. Это случалось с ней уже не в первый раз, и каждый раз она все отчетливей ощущала свой сон как странный промежуток своего пребывания в мире. Она проснулась в тусклой неподвижности в салоне самолета. Неподвижности, но не беззвучности. Слышалось гудение двигателей — ровное звучание, подобное большому водопаду неподалеку, — и оно приглушало все другие звуки, так что ей казалось, словно у нее в ушах вата. Была ночь, и основной свет не горел. Вытянувшись на почти горизонтальном кресле, она могла видеть, не поднимая головы, экран соседа. Он смотрел фильм. Беззвучное изображение внушало ей тревогу — какие-то люди кричали друг на друга — и она снова закрыла глаза и подумала о двух последних неделях, проведенных в Сиэтле, с семьей дочери, Вэнди. Они утомили ее, эти две недели, хотя они успели сделать не так уж много. Было несколько коротких вылазок — в Японский сад, на вершину Космической иглы. Были частые походы в торговые центры и супермаркеты. Была забота о детях — забирать их из школы и готовить еду. В Сиэтле у нее получилось забыть ту ситуацию, к которой она теперь возвращалась.

Прошлой осенью она перепугалась из-за здоровья. Это оказалась ложная тревога. Но все равно ее охватил страх. Даже когда доктор сказал, что ей нечего бояться, она очевидно, не могла успокоиться, и он пригласил ее выпить, поскольку его рабочий день подошел к концу.

— У вас такой вид, что вам бы это не помешало, — сказал он.

Они пошли в бар при отеле «Конрад», около клиники. Ей, можно сказать, понравилось. Она не ожидала, что увидит его снова. Но на следующей неделе он пригласил ее на выставку буддийской скульптуры, о которой упоминал в баре, и она, казалось, поддержала его интерес. Получив его СМС, она отметила, как учащенно застучало ее сердце, и поняла, что что-то происходит. Она напомнила себе, что она замужняя шестидесятилетняя женщина и что это абсурд — так волноваться из-за какого-то СМС со ссылкой на сайт выставки. Но она не могла думать об этом иначе как о свидании, пусть никто из них не говорил этого слова на выставке, перед которой она несколько дней не находила себе места, не зная, идти или нет. После этого они встречались еще несколько раз: ходили в кино и на другие выставки, а потом перекусывали или выпивали.

Когда она сказала мужу, что влюбилась в другого мужчину, он уставился на нее, словно был не в состоянии осмыслить услышанное.

— В кого? — спросил он, наконец.

— Это неважно, — сказала она.

— Я не понимаю, — сказал он.

— Я тоже, — сказала она.

После этого они долго сидели молча. Они были женаты почти сорок лет и никогда не сталкивались ни с чем подобным. Кроме того, в воздухе висело невысказанное ощущение, что ей уже поздновато для чего-то такого. А еще чувство опустошенности.

— Я должна была сказать тебе, — сказала она. — Между нами никогда не было секретов.

— Спасибо, — сказал он.

Повисла еще одна долгая опустошающая тишина.

— Так… Так ты его любишь? — спросил он.

— Да, — сказала она без колебаний.

— И что теперь? — спросил он.

— Я не знаю.

— Чего ты хочешь? — спросил он.

— Я не знаю, — снова сказала она.

Хотя это была неправда — она знала, что хочет доктора, о котором только и думала, едва проснувшись утром, до тех пор, пока не засыпала ночью.

Ее муж вздохнул.

Как ни странно, но какое-то время после этого их жизнь как будто продолжала идти прежним образом, несмотря на молчание, притаившееся в глубине.

Она открыла глаза и увидела точечный свет и очертания салона первого класса, с креслами, напоминавшими люльки благодаря своей полузакрытой, полуприватной форме. Она устроилась поудобней. На экране ее соседа продолжался все тот же фильм. На ее экране отображался маршрут следования самолета — они были в пути уже восемь часов, где-то на просторах океана невообразимого размера. Силуэт самолета на экране был таким крупным относительно масштаба карты, словно занимал в длину тысячу километров. Тогда как в действительности он был неразличимой песчинкой над гладью океана, в бескрайней пустоте, окружавшей его со всех сторон.