Дитер Нолль - Киппенберг

— Я об этом и не думал, — отозвался я и чуть резче, чем надо, нажал на тормоз, — скажите лучше, вас дома ждут или нет? Вы ведь знаете, я сейчас на положении соломенного вдовца. Если вас это не слишком задержит, я бы охотно поужинал с вами.

— А-а, сегодня они все равно поставили на мне крест, — отвечал Босков, — тут уж часом больше, часом меньше — роли не играет.

Я свернул перед Трептов-парком на боковую улицу и поставил машину под фонарем.

Потом уже, когда Босков, уютно откинувшись на стуле, сделал первый глоток пльзенского, а я поджидал заказанный ужин, я сказал:

— Да, так на чем мы остановились? На духе того времени и сегодняшнего. Я вам уже говорил, что не принадлежу к числу тех, кто ворошит прошлое, вам это известно, вы меня знаете. Но иногда бывают такие случайные поводы, которые, как бы это выразиться, внутренне размягчают человека, другими словами, человек вдруг начинает заново осмысливать свое «я».

— За повод, который вас внутренне размягчает и заставляет заново осмыслить себя, я готов выпить еще кружку пльзенского. — И он кивнул официанту, принесшему мне еду.

— Но при этом заново осмысливаешь и само прошлое, — продолжал я, — не станете же вы отрицать, что мы оставили в прошлом немало нерешенных противоречий, иначе говоря, попросту игнорировали их, чтобы не сказать, всем коллективом пренебрегли ими.

— Ну-ну, — сказал Босков, — это мы еще посмотрим, кто и что собирается отрицать. Спору нет, нам приходилось пренебрегать некоторыми историческими событиями, но уж кому-кому, а вам-то следовало бы знать, что механизмы такого пренебрежения принадлежали к числу наиболее узаконенных средств, с помощью которых та либо иная система сохраняет устойчивость. И потому мы без долгих раздумий пренебрегли даже тем печальным обстоятельством, что подобное пренебрежение вызывает порой симптомы, с которыми нам долгонько еще придется возиться. Надеюсь, вы не думаете, что мы поступили бы осмотрительней, уложив все общество на мягкую постельку и подвергая его психоанализу до тех пор, пока каждое младенческое мечтание социализма со времен прадедушки Бебеля не растворится в благодушии. Уж так бы мы уважили Запад, уж так бы разуважили. Упомянутые ваши противоречия, начиная с освобождения в сорок пятом, которое по значению можно приравнять к революции, но которое многими было воспринято как поражение, и вплоть до великого поворота, ознаменованного двадцатым съездом, эти противоречия наверняка станут предметом досконального изучения для историков грядущего, когда все мы, непосредственные участники событий, давно уже будем лежать в земле. Мы, как отдельные личности и как единое целое, не можем теперь ни становиться в позу благородной философской непричастности к жгучим вопросам современности, ни возрождать дух порочных эпох, раздираемых внутренними противоречиями. Мы просто-напросто должны всей своей деятельностью способствовать такому развитию, которое преодолевает противоречия не критическими раздумьями, а практическими действиями.

— Согласен, — отозвался я, — но у меня возникает при этом вопрос: а не должен ли человек действия, каковым я являюсь не в меньшей мере, чем вы, время от времени подвергать свои действия критическому разбору?

— Так хорошо, что даже не верится, — вскричал Босков. — Тогда самое время поговорить откровенно и подвергнуть критическому разбору ваши отношения с Ланквицем. Итак, выкладывайте: почему вы недавно опять спасовали перед шефом, вместо того чтобы наконец поговорить с ним открыто и принципиально?

Склонясь над тарелкой, я выгадывал время для ответа. Мне вообще не понравилось, какой оборот принял наш разговор. Но с Босковом вечно так: он ухитряется любой разговор на отвлеченные темы свести к какому-нибудь конкретному вопросу. Вообще-то я всегда ценил в нем это свойство, ведь всякий раз, когда у меня опускались руки перед нагромождением трудностей, неизменная активность Боскова удерживала меня на плаву. Я почувствовал, что в эту минуту какие бы то ни было увертки будут ниже моего достоинства. Рано или поздно я должен держать ответ перед Босковом. Отчего бы и не сейчас?

— Почему вы уклоняетесь от разговора с шефом? — Спросил Босков терпеливо и в то же время настойчиво. — Давайте, выкладывайте.

— Потому что это не имеет ни малейшего смысла, — ответил я.

— Но это, но это же… — Босков учащенно задышал. — Тут вы показываете себя с совершенно неожиданной стороны, подобного равнодушия я за вами не замечал.