Тишина в зале.
Вильде, на которого были теперь устремлены все взоры, выставил подбородок, выдвинул плечи вперед и продолжал:
— Но все признаки говорят о том, что непомерные капиталовложения имели целью систематическое сотрудничество института, всего института, всех его отделов, с промышленностью. Если дело обстоит именно так, тогда группа Киппенберга — это голова, раздутая водянкой, а еще правильнее сказать — голова без туловища. Причем странная, в высшей степени странная голова, которая рассчитывает сетевые планы и делает соответствующие приготовления на тот возможный, но непредсказуемый случай, что и для нее найдется хоть ненадолго подходящее туловище, как, например, теперь при разработке данной технологии, которой нет ни в одном плане и над которой я втайне и без каких бы то ни было гарантий работаю уже целый год. — И тут Вильде взревел, как обычно ревел лишь Харра: — Значит, здесь что-то не так!
И снова тишина. Наверно, было бы лучше, если бы Вильде обговорил все это со мной и с Босковом. Я попытался смягчить его слова, я сказал:
— Существуют планы, и существуют замыслы, и да будет вам известно: противники нового встречаются не только у нас в институте.
— Да не об этом сейчас речь, — отозвался Вильде, — извините, господин доктор, я говорю не о противниках вообще. Я говорю о вполне конкретных случаях безответственного разбазаривания средств. Так, например, в старом здании накопилось научной аппаратуры общей стоимостью более чем на сто тысяч марок. Как мне удалось выяснить, все эти приборы были заказаны семь лет назад, поставлены институту три года назад и с тех пор лежат у нас в подвале без всякого применения, в заводской упаковке, и ни один человек не может сказать, кто и зачем их вообще купил.
По залу прошел шум, с каждой минутой он все усиливался. История, которую раскопал Вильде, была для меня внове и сильно отдавала предшественником Кортнера, чью манеру хозяйничать я тоже имел удовольствие наблюдать. Кортнер, на которого теперь устремились все взоры, сидел с безучастным видом, но всем было заметно, что его щеки при упоминании об этой истории стали белыми как мел.
Когда Вильде с тем же пылом продолжил свою речь, внимание ему было обеспечено тотчас:
— Во-вторых, мы имеем дело с коренным несоответствием, которое я сейчас постараюсь четко сформулировать. Когда меня пригласили сюда, мне сообщили следующее: если я с применением научных методов займусь оптимизацией планов исследований, вопрос об экономической эффективности капиталовложений за последние пять лет станет ключевым вопросом для всего последующего планирования. Вам, доктор Киппенберг, вам, во всяком случае, полагалось бы это знать. И поэтому я вас спрашиваю: меня пригласили сюда с вашего ведома или, наоборот, против вашей воли?
Я сидел на стуле, расслабившись, склонив голову к плечу и глядя прямо в лицо Вильде. Хотя подозрение было оскорбительное, я не был в обиде на этого задиру.
И лишь вскользь я подумал: сам ли я искал неизбежного столкновения с Вильде или просто учитывал подобный риск. Я молчал, у меня и в мыслях не было с оскорбленным видом отмахиваться от его слов. Но отвечать ему я тоже не стал — уж слишком несправедливым все-таки было его обвинение.
Ответил ему Босков. В таких и в подобных ситуациях мы безоговорочно заступались друг за друга.
— Многое, — сказал Босков, пыхтя, но спокойным голосом и повернувшись лицом к залу, а спиной ко мне, — многое очень и очень непросто. Но одно вполне просто, и коротко, и ясно: приглашение тебя в институт, товарищ Вильде, произошло исключительно по инициативе доктора Киппенберга. Я, к примеру, сам понимаешь, как это бывает, я, к примеру, думал, для нас это непозволительная роскошь, но Киппенберг убедил меня, что в этой лавочке пора вымести сор и паутину из всех углов и что он уже три года ищет именно такого специалиста, как ты. Поэтому я предлагаю, чтобы ты для начала изложил свои проблемы на партийном собрании, а потом мы их вынесем на производственное совещание… Это во многом нам поможет, но на сегодня об этом хватит.
Напряжение, сильное нервное напряжение потихоньку спало. Разрешилось в смех, ибо в зале возник доктор Шнайдер, и Харра тотчас обрушил на него свой громовой рык:
— Это ты, Шнайдер? Откуда это ты заявился к шапочному разбору? — Потом его взгляд упал на Юнгмана, и он спросил с удивлением: — Что здесь вообще происходит? По-моему, ты пришел много раньше.
— Это был не он, это была фрау Дитрих, — выкрикнула с места фрау Дегенхард.
Читать дальше