— Что, что? — спросил Харра. — Как, как?
Он встал и принялся обшаривать взглядом конференц-зал, пока стекла его очков не нацелились на Кортнера.
Вот присутствие Харры Кортнер в расчет не принял, его он не заметил. У Кортнера, как и у всех высоконравственных людей, типы, подобные Харре, вызывают глубокое отвращение, но такую откровенность Кортнер может позволить себе только в кругу близких друзей. А связываться с Харрой он не желает. Этого человека он для себя раз и навсегда сбросил со счетов, в результате чего ему пришлось публично выслушать пожелание Боскова, чтобы он, Кортнер, впредь занимался исключительно собственной интимной жизнью. Итак, Кортнеру приходится безропотно выслушивать речи Харры, а тот, без сомнения, имеет на него зуб. И тут Кортнер совершенно беспомощен. Портить отношения с Босковом он не желает. Кто знает, может, этот Босков ему в будущем и понадобится. Когда Кортнер еще не знал, удержится ли он на посту главы отдела, и уж тем более не догадывался, что когда-нибудь станет заместителем директора, он как-то зашел к Боскову и поинтересовался насчет возможности своего вступления в партию. И тут ему пришлось безропотно проглотить реплику побагровевшего Боскова: «Еще чего не хватало! У нас в партии и без того перебор таких типов, как вы».
Когда Кортнер вспоминал эту малоприятную сцену, его желудок сводили спазмы, а ладони взмокали от пота. Теперь, когда на него напустился Харра, желудок от досады выбросил в пищевод очередную порцию кислоты. Но против Харры не попрешь. Его и не перекричишь к тому же. Приходится все сносить, дрожа от внутренней злости.
— Наличные возможности? — рокотал Харра. — Под наличными возможностями вы, вероятно, подразумеваете собственный пуп, который вот уже много лет созерцаете у себя в старом здании?
Босков покачал головой, а Киппенберг по идее должен бы призвать Харру к порядку, но не решился, ну да, Харре нужны эти монологи для умственной деятельности, он должен разогреться, как спортсмен разогревается перед стартом.
— Наличные возможности! — гремел его голос. — Для лечения эпилептиков, к примеру, под наличными возможностями в седой древности подразумевалась дубинка, которой пациента били по голове. Я говорю это вам лишь затем, чтобы вы окончательно и бесповоротно уяснили себе следующее: если бы один из знахарей, заклинателей туч либо чудотворцев не оторвал взгляд от собственного пупка и не глянул окрест поверх наличных возможностей и в поисках возможностей новых, науке бы никогда не одержать победу над демонами суеверия и магическим трупоедством, мы бы и по сей день вываривали кремни в кипятке и пользовали этим адским отваром гастрические недомогания доктора Кортнера… Киппенберг, Киппенберг, в чем дело? Чего ты хочешь? Я же не про тебя говорю.
— Мы так не сдвинемся с места! — воскликнул я, хотя и без должной строгости из-за воцарившегося кругом веселья.
— Вот именно, что не сдвинемся, — подхватил Харра, — досточтимый коллега Кортнер не получил еще ни одного бита информации насчет предъявляемых к нему требований, а уже разводит в качестве возражения всякий шаманский вздор, сказки, легенды, суеверные глупости. Я предлагаю не допускать в дальнейшем возражений такого рода. У нас нет времени на бессмысленные дебаты. Мы должны работать. Киппенберг, докладывай дальше. Вопросы попрошу задавать в кристаллически ясной форме. Другие предложения есть? Благодарю, значит, мое предложение принято единогласно.
— Без паники, без паники, — сказал я, — задача, стоящая перед отделом апробации, в общем ясна. — Я обратился к Кортнеру: — Ты не хотел бы?.. — И поскольку Кортнер лишь пожал плечами, а лицо у него прямо заострилось от негодования, я продолжал: — Тогда заслушаем фрау Дитрих.
— Да, прошу вас, — сказал Кортнер и прижал руку к животу, унимая отрыжку.
Фрау Дегенхард говорила по телефону. А мы начали обсуждать вопросы участия сотрудников из рентгеновской лаборатории. Я старался как можно меньше распоряжаться и как можно больше будить инициативу в других. Вот почему я сказал с напускным недоверием:
— Уж и не знаю, Валентин по специальности скорее неорганик и минералог…
— Киппенберг, да что с тобой происходит?.. — воззвал Харра и снова поднялся с места. — Обычно ты такой бессмыслицы не говоришь. — Присутствующие явно обрадовались, что теперь достанется и мне. Харра извлек из стеклянной трубочки «гавану». — Валентин, если желаешь знать, именно что не минералог, а кристаллограф. У Треббина есть специальные стереохимические и к тому же кристаллохимические познания. И только затем, чтобы каждый из здесь присутствующих был в курсе на все сто процентов, я скажу следующее: нам придется обоих вышеупомянутых и высокочтимых коллег безотлагательно отправить в монастырскую школу, если окажется, что они даже не способны наладить непрерывное получение массового кристаллизата из водной фазы. А если они к тому же не в состоянии додуматься, как рассчитать технический испаритель, пусть тогда обратятся к первому попавшемуся школьнику, чтобы он им это объяснил. — И Харра окутался облаком густого дыма. — Так за дело браться нельзя, Киппенберг. Нельзя подносить публике искусно построенные байки об импровизации и одновременно с клерикальной кротостью вопрошать, не способен ли кто-нибудь из собравшихся импровизировать. В таких случаях надо уметь сказать своим заслуживающим всяческой похвалы коллегам одно слово, которое, может, и покажется слишком жестким, да-да, жестким, как правильно кубический нитрид бора. Это старое испытанное слово: ты должен! Вот тебе документация, ясно? Ты должен выдать нам не премудрую теорию, а рассчитать трехкорпусную выпарную установку. Кортнер, Кортнер, я же говорю по делу, чего вы там еще хотите! Вам, наверно, просто не по душе мой ясный, элементарно доступный язык?!
Читать дальше