Дитер Нолль - Киппенберг

Киппенберг и Босков пили кофе и толковали о всякой всячине.

— Вы неважно выглядите, — сказал Босков, — кругом свирепствует грипп. У вас нет хинина-метапирина? Запаситесь — и как можно скорей, я прослышал, что его собираются снимать с производства.

— Не может быть у каждого человека цветущий вид, надо кому-то и плохо выглядеть.

— От меня в сорок пятом тоже никто не ожидал, — мгновенно отозвался Босков, — что я приобрету цветущий вид. Но кто исхудал, как я, тот дорожит своими килограммами. Это я вчера внушал Ингиному Бертольду. Он дошкольник. Так вот, этот сорванец разбил стекло пожарного сигнала, а когда приехала машина, заявил, что хотел проверить, срабатывает ли эта штука, когда и на самом деле что-нибудь горит. Забава хоть и старая, но не дешевая, а вдобавок огорчение стоило мне по меньшей мере полкилограмма живого веса.

Киппенберг смеется.

— И все-таки я не отказался бы от таких огорчений, — говорит он, — потому что у вас никогда не может возникнуть ощущение штиля. Или с вами уже так бывало, что вы попали в мертвую зыбь и дрейфуете в океане, и конца этому нет, и сухари плесневеют, и вода протухла?..

— Нет, — отвечает Босков и задумчиво глядит на Киппенберга. Потом осторожно продолжает: — С людьми непросто. Но я это до некоторой степени предвидел.

Киппенберг скрывает всю глубину своего изумления за какой-то ничего не значащей фразой.

— Я просто хотел сказать, что барометр настроения тоже порой показывает низкое давление, — небрежно поясняет он. И резко меняет тему, а Босков не из тех, кто навязывает другим свое участие.

Киппенберг, в мыслях конечно, пытается подвергнуть свое «я» критическому анализу. Ну да, Босков предвидел неизбежность трений между супругами Киппенберг: событие, которое можно предсказать, является частью действительности. Для исследователя, подобного Киппенбергу, не составляет большого труда вскрыть причины, обусловившие возможность этого события. А после сделанных выводов надлежит действовать соответственно. Киппенберг ищет разговора с Шарлоттой.

Что мешает ему предпринять этот разговор незамедлительно? Он усвоил теперь и правила хорошего тона, и безупречные манеры, значит, встали препятствия другого рода. Речь идет о Шарлотте, здесь замешано и глубокое уважение, и почтительность, и — отчасти — боязнь натолкнуться на непонимание или даже на активное неприятие. Киппенберг ни за что на свете не хотел бы обидеть человека, которого он любит. Впрочем, дело придется иметь и со сверхщепетильным Ланквицем. При своем высоком интеллекте Киппенберг естественно не страдает недостатком веры в себя, но он знает, что жизненную энергию своего сверхактивного зятя Ланквиц считает, по сути дела, пережитком варварства. И Киппенберг все откладывает и откладывает разговор. Как следует выносить на совместное обсуждение проблемы супружеского сосуществования — этому еще только предстоит научиться. Да и кто нынче вступает на жизненный путь, предварительно вооружась знанием, что истинная близость жива только безграничным доверием и тесной душевной связью? Однако кому-то следует произнести первое слово, и, возможно, Шарлотта только того и ждет, чтобы он наконец заговорил. Едва им выпадает вечер вдвоем, он подходит к ней, наливает ей янтарного цвета вино и говорит:

— Большая редкость. «Бернкастель» шестьдесят второго года и вдобавок тамошнего разлива. Как видишь, я и в самом деле пообтесался, раньше я не отличил бы мейсенское от рейнского.

Шарлотта, которая любит отдыхать за рукодельем, вяжет на сей раз палантин. Она пригубливает из своей рюмки и одобрительно кивает.

Киппенберг подсаживается к ней.

— Я вот что тебя хотел спросить, — начинает он, пытаясь небрежностью тона смягчить весомость слов, — как, собственно, обстоит дело, можешь ли ты после трех с половиной лет замужества сказать, что ты счастлива?

Шарлотта отвечает спокойно:

— А почему бы мне и не быть счастливой?

— Потому что ты произнесла слова, которые до сих пор звучат у меня в ушах, — отвечает Киппенберг, — звучат как вопрос: что я сделал не так?

— Сколь темен смысл твоих речей, — говорит Шарлотта, отрываясь от вязанья. — Ты про какие слова?

— Да так, про обманутые надежды.

Теперь Шарлотта долго молчит.

— Надежды, — наконец говорит она, — надежды каждый вынашивает в себе самом, чаще всего — в незрелые годы, без должного знания жизни. И надо быть очень большим эгоистом, чтобы упрекать кого-то другого в том, что действительность не совпадает с былыми надеждами. Я ведь тебя и не упрекала, Иоахим. Ты вспомни, я не жаловалась, я говорила, что сама во всем виновата, поскольку меня слишком оранжерейно воспитывали.