Жужа Д. - Очень страшно и немного стыдно [litres]

На всем пароме они оказались единственными женщинами. Подавляющее большинство находившихся там мужчин были водителями тех самых грузовиков, что задержали их при въезде в порт.

– Очень ненадежная публика, – прошептала Лина.

– Почему?

– Дикие, неуправляемые. А то, что туристы пропадают, это, ты думаешь, чьих рук дело?

– Думаешь?

– Знаю.

– Будем дежурить поодиночке. Сядем в углу.

Со всем своим скарбом они двинулись мимо игровых автоматов, зон для отдыха, магазинов в самый дальний угол за кафетерием.

В Дувре пришлось ждать. Все водители сели в свои машины и уехали, а их задержали надолго. Человек в каске и ярко-желтом жилете поверх куртки объяснил, что нет специального транспорта, который принимает с парома пеших пассажиров, так как обычно ночью таких нет, и сейчас на пароме пытаются что-то придумать, но последняя машина уже давно отбыла в гараж, и он ничего не знает. Так и заявил: я не знаю!

Сел на краешек скамьи, вытянул тонкую шею, сложил на коленях руки, уставился перед собой и замер. Не шевелился, не дышал, просто замер. Женщины расселись вокруг. Замолк мотор, стало тихо. Он сидел не двигаясь, развернувшись ко всем в профиль, и все тупо уставились на него. Через пятнадцать минут не выдержала Лина, встала и подошла к застывшему человеку в униформе.

– Сколько мы должны еще ждать? Дело в том, что мы очень устали, наше путешествие в связи с пожаром в туннеле затянулось не по нашей воле. Всем пришлось пережить много чего. – Работник в каске никак не реагировал. Лина постояла перед ним еще, потом отошла, свалилась в кресло и закрыла глаза.

Рыжая поняла, что страшно устала и что, если они здесь просидят всю ночь, она не будет против. Главное, чтобы ее не трогали.

В помещение вошли две женщины с ведрами и тряпками. Не обращая внимания ни на кого, буднично принялись мыть все вокруг, тихо переговариваясь между собой на непонятном языке. Казалось, еще немного – и они примутся за людей. Но тут раздался жуткий рев и завибрировал пол. Уборщицы уткнулись в угольные окна. Лишь бы опять не увезли во Францию, подумала рыжая, но даже не встала.

Опять стихло. Послышались щелчки, и у застывшего человека в униформе ожила висящая на груди рация. Там прохрипели – он быстро что-то пробормотал в ответ, встал и молча указал на дверь. Все поднялись, взвалили на себя вещи и замерли у закрытых створок дверей. Наконец двери открыли, и все вразнобой потащились по лестницам вниз, к автобусу, который доставил их на сонную маленькую станцию.

На автостоянке было пустынно. Лина позвонила в диспетчерскую службу такси.

Американка сбросила на асфальт сумки и уселась на самую большую:

– Кто хочет покурить?

Рыжая достала из кармана пачку сигарет.

– Нет, настоящего покурить! – Американка хрипло засмеялась, открыла сумку и достала полиэтиленовый пакет с травой.

Все замолчали.

– Или, может, чего покрепче? – Она подтянула за ремень ярко-голубую сумку, с которой рыжая не так давно шла через пограничников с собаками, и достала из нее пакет с белым порошком.

Лина молча развернулась и пошла навстречу фарам. Машина тут же остановилась, оттуда выскочил молодой человек и подхватил ее чемодан.

Рыжая стояла и смотрела на пакет с кокаином в руках у этой дуры. Пошел дождь, но было уже все равно. Нужно было добраться до Лондона и все-таки не оказаться в полицейском участке.

Джоан свернула наконец джоинт и затянулась, рыжая закурила обычную сигарету. Путешествие подходило к концу. Пришло такси.

– Тебе куда?

– Я не помню, какой у меня отель. – Джоан расстегнула длинный замок на сумке, на которой только что сидела, сунула в месиво из носков, трусов, скомканных маек, тюбиков и коробок руку, пошарила там, достала мятую бумагу и вяло расправила ее на коленке. – Так, сейчас. – Бумага мокла под дождем, Джоан водила по ней пальцем, потом оттуда же извлекла очки, напялила их на нос и прочитала: – “Риц Карлтон”. Знаете такую?

Таксист засмеялся и помог запихнуть вещи в машину. Наконец поехали, Джоан ровно засопела, опрокинув голову на спинку кресла, а рыжая смотрела на нее, на таксиста, на паутину деревьев, на проволоку дождя и на закатывающуюся под колеса дорогу.

В машине пахло лыжной мазью и ментолом.

Утром ровно в двадцать две минуты восьмого она подошла к дверям своего дома. Там над замочной скважиной торчал сложенный лист бумаги.

В тишине утра заорал звонок. Сердце мисс Кабаз прыгнуло куда-то в горло и там заколотилось. Какой же невыносимо громкий звук! Нужно, ей-богу, что-то с ним сделать. Это просто издевательство. Каждый раз шок и панический ужас. Нужно просто вырвать его из стены со всеми этими проводами и выкинуть к чертовой бабушке.