Жужа Д. - Очень страшно и немного стыдно [litres]

Салон переполнен. Душно. Остываю, прислонившись к холодному стеклу. Подо мной океан пены, но скоро темнеет, и взбитые сливки превращаются в согнанных вместе овец, что жмутся друг к другу свалявшимися спинами. Самолет проваливается в воздушную яму, и с ним – внутренности всех пассажиров. Мелко трясет. Затекают ноги, болит голова. Но и этому приходит конец. Последним ревущим усилием железная махина вспарывает ватник облаков и неровно приземляется. Люди оживают, размораживаются.

Водитель такси улыбается, делает громче музыку.

– Как там Куба? Весело?

– Весело, вся страна на подтанцовках.

Больше мы не говорим.

Включаю кран на полную мощность. Струя воды, скручиваясь в жгут, разбивается о дно и фонтаном взмывает вверх. Над ним растет радужное облако пены. Жду, когда ванна заполнится, снимаю с себя одежду и опускаюсь в воду с головой. Провожу пальцами по волосам, они скрипят, словно соломенные, все остальные звуки смазанны, отчетливо слышно только, как бьется сердце. Вода слишком горячая. Это значит, упадет давление и будет кружиться голова.

Включаю холодную воду, и тишина взрывается грохотом струи. Немного кружится голова. Выхожу осторожно. Волосы бьют мокрым жгутом по спине. Скорее в халат, закутать шею пушистым воротником. Главное сейчас – не замерзнуть. На кухне уютно свистит чайник и отключается с мягким щелчком. В спальне, открыв рот, лежит еще не разобранный чемодан. На письменном столе идеальный порядок; выдвигаю ящик, достаю записную книжку, открываю и из длинного списка инициалов вычеркиваю FC.

Вечером, через пару дней, у меня гости. Режу шоколадный торт из кондитерской Paul , мой любимый. Кто-то включает телевизор. Там похороны Фиделя.

– Нельзя тебе никуда ездить – куда бы ты ни попала, всюду что-то происходит. Вот и на Кубе, видишь, Фидель – того.

Все смеются, и я вместе с ними. Клубится молоко в чашках крепкого чая. Горячий нож плавит шоколад. Облизываю пальцы. Как хорошо дома.

Отель был старый и грязный – с туристами на чемоданах, громкими уборщицами, вонью дешевых моющих средств и истертыми коврами. Узкая комната окном выходила на крышу офисного здания, утыканную кондиционерами, кровать упиралась в туалетную дверь, служившую еще и зеркалом, отражающим все, что на кровати происходило. На тумбочке жались друг к другу телефон старого образца и Библия в дерматиновом переплете. Шумно работал кондиционер.

В комнату вошли двое. Женщина поморщилась, а ее невысокий спутник достал из сумки бутылку шампанского. Она разделась, брезгливо сбросила с кровати покрывало, забралась под одеяло, вынула из волос шпильки – и по подушке рассыпались рыжие волосы.

Мужчина обернул бутылку полотенцем. Он был похож на испанца, темные волосы падали на глаза, он то и дело вскидывал голову. Полотенце скользило по стеклу, и бутылка норовила упасть на пол.

Только сейчас женщина разглядела, какие у него короткие пальцы и как неуклюже он ими владеет. Он то вытягивал пробку, то пытался ее удержать. Его нерешительность не давала пробке сдвинуться с места, и вся процедура неприятно затянулась. Наконец хлопнуло, пенная жидкость вылилась на полотенце, а с него на кровать. Мужчина чертыхнулся и тут же с извинением посмотрел на женщину:

– Я устаю в последнее время. Не высыпаюсь. Рано встаю. Как же все осточертело.

Раньше они никогда не говорили о его работе, и у нее сложилось впечатление, что работу он любит. Оказалось, что это не так. Мужчина вздохнул. Этот вздох она знала – так вздыхали ее бывший муж, отец, а до него дед.

Мужчина разлил шампанское по бокалам, долго искал им место и наконец втиснул их на тумбочку у кровати, покопался в сумке, достал упаковку презервативов, положил на Библию, передумал и сунул между бокалами. Шампанское в компании с презервативами подешевело. Мужчина аккуратно встряхнул полотенце и сложил. Женщине показалось, что она на приеме у врача-гинеколога, сейчас он достанет латексные перчатки, надует их, натянет на руки, а из-под кровати выдвинет подставки для ног. Она поежилась. Мужчина отнес полотенце в ванную комнату, вернулся и вопросительно посмотрел на женщину.

– Раздевайся, – сказала она, подтянув одеяло к самому подбородку.

Он кивнул, быстро снял пиджак и повесил его на зажатый между стеной и кроватью стул. Аккуратно прошелся руками по пуговицам рубашки, словно сыграл гамму на аккордеоне, стянул ее с себя, хотел было накинуть на пиджак, но передумал, снял пиджак, повесил на спинку стула сначала рубашку, а только потом накрыл ее пиджаком, проверяя, не замялись ли при этом ее рукава. Медленно расстегнул ремень, потянул брюки вниз, сначала за одну штанину, потом за другую. Смешно подергал ногами, высвобождаясь, будто пинал невидимого соперника. Перекинул брюки на руку.