В клубе орет музыка, трещат убитые колонки. В гардеробе девушка аккуратно записывает в тетрадь мою фамилию, имя и страну, откуда я прилетела. Интересно, куда она сдает эти тетради, кто их читает? Протягивает мне картонный мятый номерок с цифрой 42, начирканной шариковой ручкой. Ставит ту же цифру напротив моей фамилии.
Прохожу в зал. Сипло дрожат динамики. На танцполе несколько пар. Ничего стоящего. Самые удобные столы пустуют – на них карточки reservado [11] Зарезервировано ( исп.).
. Это значит, что за них хотят денег. Не нужно привлекать к себе внимание – в угол. Отсюда удобно смотреть на все, что происходит, и меня почти не видно. Подходит официантка, у нее усталое лицо и обожженные руки. Она не любит людей, которые пришли сюда. Ей надоело здесь работать. Она скорее хочет умереть, чем таскать эти дурацкие коктейли. Она даже не любит танцевать. Ей все надоело до крайней степени. Кричу через шум – Mulata de Cuba , не думая, лишь бы она побыстрее ушла. Задерживать ее хоть на чуть-чуть – значит подвергать пытке. Заказ приносит совсем другой человек – наверное, та, с обожженными руками, все же нашла способ свести счеты с жизнью. Надеюсь, мне не придется сидеть здесь долго. Я очень на это надеюсь. Первым делом выбрасываю соломинку.
Ром ужасного качества – видимо, долго стоял открытым, и еще разбавлен. Локти липнут к столешнице. Смотрю на танцующих. Сегодня местные все некрасивые, а белые в сальсе нелепы. Иду в туалет. Там у грязных дверей курит обожженная. Стараюсь не встречаться с ней взглядом.
– Hola, Rojo! [12] Эй, рыжая! ( исп.)
– Она манит меня пальцем, с которого тонким полиэтиленом слезает кожа. – А ты красивая, – протягивает мне конверт, бросает под ноги окурок и уходит в дверь, где написано Personal De La [13] Только для персонала (исп.).
.
Наконец можно уйти. В гардеробе никак не могут найти мою куртку.
Строгий учет не помогает. Засыпаю сегодня мгновенно.
Утро. На улице пахнет дешевым мылом и гнилыми фруктами. Мимо под хлопки и барабаны проходят пять человек на ходулях. Танцуют над головой, машут грязными синтетическими брюками, трясут огромными шляпами. За ними табуном идут дети.
Барабанщик без ходуль, задрав голову, выкрикивает припев. За ним тащатся несколько скелетообразных собак. Догоняю барабанщика. Говорю ему на ухо заученную фразу по-испански. Сую в кулак деньги. Он кивает. Еще раз повторяю. Они наконец сворачивают, и шум – вместе с ними.
Нахожу нужное кафе. Колченогие столы. Несколько горшков с неухоженными цветами и скучающие официанты. Усаживаюсь за крайний стол. Достаю из сумки книгу “Всеми дорогами Сьерры: стратегическая победа”, кладу рядом. Из окна напротив слышно, как поет Очоа. Женщина с совком на длинной ручке и метлой танцует вокруг кафе – у нее на голове букет искусственных цветов. Она как подставка для небольшой клумбы. К ней должны слетаться пчелы или птицы. Но птиц здесь нигде не видно. Думаю, их давно уже съели. Всех. Мимо проходят пять беременных женщин, словно народность с вздувшимися животами приехала на экскурсию. Круглые тела на тоненьких ножках.
Официант идет ко мне через столы, танцуя. Заказываю что-то вроде запеченного бутерброда с сыром, остальное, думаю, рискованно. За соседний стол усаживаются молодые хохочущие англичанки. Рядом тут же вырастает худой кубинец с проваленным носом. Просит денег, они отворачиваются, тогда он начинает что-то мямлить скороговоркой, потряхивая яйцами в тонких брюках. Девушки отодвигаются от него вместе со стульями. Машут рукой официанту, тот со смехом топает на него ногами, прогоняет, будто голубя или собаку Худой неохотно уходит, вертя головой на тонкой шее. Через два дома стоит очередь в нору, которая превращена в овощную лавку Туда сегодня привезли гнилой лук и куски тыкв. От очереди отделяется невысокий человек с толстыми ногами, подходит к моему столу. Смотрит внимательно на книгу, шевелит губами, читая про себя ее название. Достает из нагрудного кармана сложенный вчетверо лист бумаги, вкладывает между страницами и тут же, не говоря ни слова, уходит.
Съедаю поджаренный с сыром хлеб, потом раскрываю книгу и разворачиваю записку. Все идет по плану, ничего не меняется. Митинг будет в то время, когда и предполагался. Хорошо, что договорилась с ходульными. Пока мне везет.
Все утро под окном скулит и скребется собака. И еще нарастает монотонный шум, будто по улице волокут груду огромных железных ящиков, потом мелко шуршит дождь. Скоро к скрежету прибавляется звук текущей воды. Дождь усиливается, барабанит по жестким листьям. Собака начинает надрывно лаять.
Читать дальше