Андраш Беркеши - Друзья

Они сели напротив. Вали и сейчас была очень хороша собой: густые каштановые волосы, рассыпавшиеся по плечам, безоблачный взгляд небесно-голубых глаз. Фукас добродушно и непринужденно улыбался, щурясь, будто от яркого солнца.

— Кофе выпьете? — спросил Миклош.

— Выпьем, — откликнулся Фукас, — если тебе не жалко его расходовать на нас. Вернее, на меня.

— Это ты к чему гнешь? — спросил Миклош. Выглянул в приемную, попросил Пири принести две чашки кофе, затем сел на место, с интересом ожидая ответа Фукаса.

— Да я слышал, что ты тут распинался насчет моей поездки в Швейцарию. Неужто позавидовал?

Миклош помешал кофе.

— Значит, вы поэтому и пришли?

— Именно, — подтвердила Вали.

— Ну, хорошо. Но прежде чем отвечать, я хотел бы кое-что выяснить. Это что, официальная беседа? Я должен давать отчет о своих поступках?

Вали взглянула на Фукаса. Действительно, в каком качестве он явился сюда? Если с официальным визитом, то об этом надо поставить в известность первого секретаря райкома.

— Нет, нет, никаких отчетов!.. — запротестовал Фукас и умолк, увидев вошедшую Пири. Она поставила на стол две чашки и бесшумно удалилась. Фукас подвинул к себе чашку, бросил туда кусок сахара, размешал. — Я здесь неофициально. Как частное лицо. Сигети в самолете рассказал о вашем споре. Каплар тогда пригрозил, что он поставит тебя на место, но я попросил его не делать этого. Я сказал, что, насколько я знаю Миклоша Залу, он не успокоится, пока этот вопрос не обсудят на общем собрании. — Фукас отпил из чашки. — Честно признаюсь, это меня угнетало и не давало покоя в течение всей поездки. Я постоянно спрашивал себя: чего от меня хочет Миклош Зала? Так и не нашел ответа. И решил, как вернусь, зайти к тебе узнать, что ты против меня имеешь.

— А тебе не приходило в голову, что я абсолютно ничего против тебя не имею? — отозвался Миклош. — И вообще я не понимаю этой манеры извращать чужие слова. Стоит только высказаться по какому-нибудь поводу, как тебя тут же обвиняют в оскорблении личности и начинаются обиды! Да не имею я ничего против тебя, чем угодно могу поклясться. Хочешь, устрой мне выступление перед микрофоном — я и по радио на всю страну скажу: нет у меня никаких претензий к Беле Фукасу. Ты такой же, как многие, не лучше и не хуже, и дело тут не в тебе. Вообще партийная работа — не фунт изюму. Вот Вали получает меньше меня, а ответственности у нее больше. А если районный партийный работник захочет поехать за границу? Да ради бога. По-моему, это просто необходимо для расширения кругозора. Но почему вы не устраиваете себе такие поездки на законном основании? Зачем, например, надо было тайком включать тебя в эту делегацию? Я, конечно, в правовых вопросах не силен, но сдается мне, что заводы и внешнеторговые организации могут посылать в командировки только своих работников. Пойми, подобные манипуляции не укрепляют авторитета. Уже сейчас рабочие шушукаются, что ты использовал свое положение, чтобы съездить в командировку за счет фабрики. И как это выглядит сейчас, когда мы на каждом углу кричим об экономии, о самоокупаемости?.. — Миклош перевел дух. — А на собрании я не собирался выступать. Я высказал свое мнение Сигети, пусть теперь у него голова болит.

— Мог бы и мне сказать, — подала голос Вали.

— Ну, сказал бы. А дальше что? Ты бы отговорила Белу от поездки? Да неужели не понятно, что дело вовсе не в Беле? Я не собираюсь раздувать из этого случая дело Фукаса. Если, допустим, Бела не поехал бы с делегацией, что это изменило бы в масштабах всей страны?

— Ты прав, — произнес Фукас. — Поездка была полезной в плане расширения кругозора. Много удалось повидать интересного. Но, знаешь, я действительно чувствовал себя не в своей тарелке. Я не экономист, ничего не смыслю в коммерции, однако числился советником по экономическим вопросам. Иностранцы на меня глазели, как на диковинку, потому что, когда речь заходила об экономике, я помалкивал, а мое молчание сразу истолковывали превратно. Помню, в Цюрихе ко мне подошел один бывший соотечественник — из тех, кто эмигрировал еще до войны, но венгерский язык не забыл. Подходит и спрашивает: «Можно вам задать вопрос?» — «Конечно, — говорю. «Но вопрос конфиденциальный». — «Пожалуйста, я отвечу». — «Скажите, в чем подозревают Каплара?» — «Почему вы думаете, что его в чем-то подозревают?» — «Потому, что вы за ним присматриваете. По-моему, экономика — не ваш конек. Тогда какие же у вас функции в этой делегации? Совершенно ясно, что вы политический комиссар или что-то в этом роде».