Юрий Козлов - Новый вор

Выходило, выученная обречённость и выученная воля произрастали из одного корня и на выходе давали общий плод. Божественная генетика была сурова, но это была справедливая генетика.

Будущее, как разорванная на ленты река, текло в разные стороны. Было будущее Грибова и будущее Перелесова, будущее пилигримов и будущее Самого. Будущее не умирало вместе с людьми. В смерти разорванные ленты, как подземные черви, искали и находили друг друга. Будущее господина Герхарда сплеталось с будущим Адольфа Гитлера. Будущее Авдотьева с будущим его сына Максима. Будущее Перелесова с… чьим будущим?

Господь сливал разные варианты будущего в один (небесный?) котёл, опрокидывал на головы людей, не различая правых и виноватых. Иногда Перелесову казалось, что будущее — это пресечение времени и пространства, та самая благостная пауза между выученной обречённостью и выученной волей перед тем, как земля вздрогнет и из неё выползет набравшийся силы подземный уже не червь, а огнедышащий дракон.

После проводов в Кызыл спецборта у него возникло ощущение, что загадочный мёртвоживой ленточный червь сидит не в земле, а в нём, высасывая из него выученную обречённость и наполняя его выученной волей . Дело оставалось за малым. Перелесов должен был поверить, что выученная — это его воля, а ещё определить — кто учит? Неужели… сама Россия, о которой он всегда думал с отвращением, которую, работая в правительстве, сознательно унижал глупыми и злыми решениями, вынуждал нелепо креститься, как дрессировщик Виорель медведицу Пятку, противоестественно кувыркаться через голову, как кабана, выживать в холоде на подножном корме, как мохнатого священного, но не воцерковлённого яка в Туве.

Усаживаясь за длинный или короткий (в зависимости от важности обсуждаемых вопросов и количества вызванных персон) стол, Перелесов как будто попадал в некую волшебную реальность, где было возможно всё и где не предусматривалось никакого наказания, если это всё окажется вредным или неправильным.

Помещение, где собирались демиурги, превращалось в территорию свободного, сбросившего оковы ограничений, социального, политического, экономического, какого угодно творчества. Здесь рождались удивительные проекты, ставились ошеломляющие опыты, принимались асимметричные (уничтожить расплодившихся в лесах клещей специальной гиперзвуковой ракетой или объединить в целях экономии средств и сокращения обслуживающего персонала детские сиротские интернаты с домами престарелых) решения.

Это была наэлектризованная пытливой мыслью зона поверх жизни , поверх земного океана покорных голов, то ли понимающих, то ли нет (не важно!) топориный (неологизм Солженицына) замах власти.

Когда обсуждали методику исчисления санитарного сбора на унитазы в квартирах граждан, Перелесову некстати вспомнился знаменитый (времён Второй мировой войны) японский Отряд 731 , занимавшийся в Маньчжурии разработкой биологического оружия и дикими, превосходящими самое отчаянное воображение опытами над людьми. Японские учёные выкачивали из подопытной жертвы кровь и закачивали ей в вены… лошадиную мочу, отслеживая по секундомеру время агонии.

А иногда на тех же самых совещаниях в правительстве или в администрации президента Перелесову казалось, что они всё делают правильно. Тянут, как бурлаки на картине Репина, неподъёмную баржу, переполненную ленивым, плюющимся семечками, присосавшимся к пивку и социальным пособиям, не понимающим своего интереса, готовом опошлить или тупо не заметить любое правильное начинание власти биологическим балластом. Вдруг лошадиная моча и есть оптимальный заменитель человеческой крови, а невидимо пронёсшаяся над лесами гиперзвуковая ракета очистит их от клещей? Что, если совместное проживание в социальных учреждениях проблемных детей и брошенных стариков даст миру новую — совершенную и гармоничную — общность людей, сформирует того самого русского всечеловека , о котором грезил великий Достоевский?

Перелесов вспомнил, как однажды после обсуждения технических деталей отправки на Марс флотилии космических на ядерных реакторах кораблей с тремя тысячами колонистов, представляющих все без исключения народности великой России, Сам горестно вздохнул, скользнув взглядом по круглому румяному, как садящееся солнце, лицу руководителя государственной космической корпорации: «Вот так, только долетишь мыслью до Бога, жизнь снова заталкивает в жопу!»