Эрик Нойч - Мир на Востоке

От заседания к заседанию, все больше и больше превращавшихся в судилище, Люттер становился желчнее, агрессивнее. Говорил в основном он — Бартушек хранил степенное молчание. Кюнау курил одну сигарету за другой. С тех пор как в его судьбе произошел столь крутой поворот, он опять начал курить и даже попивать, хотя несколько лет назад и с тем и с другим решительно покончил. Это хоть как-то помогало ему справиться с депрессией, с тоской, становившейся особенно нестерпимой по вечерам, когда он сидел как крот в своих четырех стенах — типично холостяцкой квартирке в блочном доме, скупо обставленной и вечно неприбранной. Кроме Марго, симпатичной блондинки из бригады Лизбет Гариш, с которой у него был короткий романчик, к нему захаживал, и то уже давно, только этот Франк Люттер. Вместе они строили — отчасти прожектерские — планы, всякий раз дополняя вариант, разработанный Манфредом, новыми и все более смелыми идеями, как-то: построить в районе деревушки Грицене второй мост через реку, заасфальтировать дороги в рабочих поселках и т. д.

Марго, с горечью подумал он, за те редкие часы, что была у меня, по крайней мере приводила квартиру в порядок, мыла посуду, ставила на место тарелки и чашки, говорила «спасибо» и безропотно удалялась. Люттер же все норовил подколоть, сам сеял в его душе смуту, в которой теперь и обвинял. Нельзя распыляться на мелочи, поучал он тогда, надо переть напролом, не оглядываясь ни направо, ни налево. Цель оправдывает средства. В ту пору у Манфреда было такое чувство, будто наконец он встретил того, кто мог бы стать его лучшим другом. Мы с тобой по одной мерке скроены, говорил ему Люттер…

А теперь Франк Люттер приводил все более веские доказательства его упущений. Усы у Франка заметно выросли и уже свисали вниз, так что, когда он делал паузы, он больше не крутил их, а подхватывал губами и жевал.

— Оперативный штаб рекомендовал создать на вашем комбинате исследовательскую группу, чтобы в кратчайшие сроки наладить производство особо прочного чугуна.

— Такая группа уже существует.

— А толку что? Где результаты? Оказываешь ли ты ей внимание? Насколько нам известно, партийный контроль за ее работой фактически отсутствует, дело пущено на самотек.

— С чего ты это взял?

— А вот ты скажи: получали ли, к примеру, Вильдбах или Бухнер, который, между прочим, является членом парткома, от тебя партийное поручение?

Западня захлопнулась, и вырваться из нее было уже невозможно.

— Нет, — ответил Манфред.

— Вот видишь…

Сидевший рядом Бартушек удовлетворенно хмыкнул.

На этом запас люттеровских обвинений не кончился. Он продолжал говорить, и с каждой фразой все четче и убедительнее выстраивалась логика его аргументов. По словам Франка, он, Кюнау, проявил наплевательское отношение к коллективу социалистических изобретателей, что, впрочем, замечается за ним не впервой: можно вспомнить прошлогоднюю историю с остаточным металлом в шлаке или с каскадным желобом. Таким образом, через всю его деятельность красной (а точнее — черной!) нитью тянется недооценка роли рационализаторов и изобретателей, за что в конечном итоге приходится расплачиваться рабочим. Да, именно они должны платить своим здоровьем за верхоглядство Кюнау. У всех на памяти тот печальный случай, когда вместо того, чтобы на солидной научной основе подойти к проблеме колошникового газа, с его благословения восторжествовал принцип штурмовщины, расчет на «авось». В итоге многочисленные отравления, даже жертвы. А теперь? Пусть Кюнау благодарит судьбу, что Герберт Бухнер остался жив.

— При чем здесь я? — воскликнул Кюнау. — Во всем виноват проклятый шибер башенного охладителя!

Теперь заулыбался и Люттер, своей гаденькой, надменной улыбочкой.

— Какой же ты непонятливый! — вздохнул он. — С тобой прямо хоть плачь. Шибер — это тебе вовсе на какая-то безделушка, как ты нам тут пытаешься внушить. Это высокочувствительный, сложный механизм, за которым нужен глаз да глаз. А он, как показало расследование, давно пришел в негодность и нуждался в срочной замене. Заменить же его было нечем, поскольку нет соответствующего металла для его изготовления, а металла нет потому, что Запад отказался нам его поставлять. Видишь, как все взаимосвязано.

— Ну, ты бы просто и сказал: вина наша в том, что мы до сих пор не освоили выпуск нужного металла. Ничего, как-нибудь наверстаем, А авария и шибер тут ни при чем.

— И опять ты не понимаешь… — с каким-то торжеством в голосе произнес Люттер, готовясь нанести последний удар. — Диалектическая связь между аварией и твоим благодушеством заключается в том, что комбинат не смог своевременно модернизировать производство, вследствие чего машиностроительные заводы остались без необходимого чугуна и больше других страдают от бойкота. От этого разгильдяйства, нежелания думать, порочного стиля руководства и идут все наши беды, так что авария была неизбежна, вопрос состоял лишь в том, когда она произойдет.