13
Она продолжала:
— Я молчала, принимая игру. И по тому, как безукоризненно ты вел ее, поняла наконец, что все, все совсем не так, как до этого. Если бы молодость меня не покинула, я бы восстала против игры, не захотела бы принимать это щадящее нас лицемерие. Ведь в любви нашей самое лучшее было то, что мы никогда не лгали друг другу. И вдруг — начали лгать. То, что, думали мы, будет длиться вечно, вдруг исчезло, развеялось при одной только мысли о смерти. В этой игре умерла наша молодость.
14
Слова Веры меня не застали врасплох. В то утро, когда она умерла, старшая медсестра, Рожи, за которую Вера цеплялась всеми силами и которая в самом деле была последней опорой в ее мучениях, открыла мне истину. Слова ее падали неумолимо и жестко, ибо она была хранительницей тайны и достойной подругой Веры в женской силе и непреклонности.
— Все она знала, только за вас беспокоилась. Не хотела, чтобы вы догадались, как она мучается.
В желтом тающем свете лампы Вера повернула ко мне кроткое, полное раскаяния лицо.
— Нам обоим теперь будет легче. Между нами не будет уже этой лжи.
15
За окном моей комнаты птица в полете задела верхушку каштана. И легко, стремительно взмыла вверх. Дрозд не способен так резко, бездумно кидаться в небо. Неужели ласточки прилетели?
16
— Я не утомила тебя?
— Нет-нет, говори.
— Прежде ты не был таким уступчивым. Помнишь, как часто я приводила тебя в уныние своей бесконечной, бессодержательной болтовней?
— То было другое.
— Вернее, тем, что все, что я тебе говорила, ты чаще всего считал бессодержательной болтовней.
Я закрыл глаза. В ее голосе отчетливо слышна была прежняя мелодия, под которой подрагивал спрятанный смех. Двуголосие это: мечтательный первый голос и тихая, беззлобная насмешка, вторящая ему, — покоряло каждого, кто разговаривал с ней. Мясник отрубал ей кусок мяса лучше, чем самым азартным покупательницам, а пекарь клал ей в корзину самую аппетитную булку.
17
— У тебя глаза слипаются. Ложись спать, милый…
— Лучше я буду смотреть на тебя в темноте.
— Ты меня и так достаточно видел.
— Всего одну минуту.
— Если ты начал говорить комплименты, то я расскажу еще об одной нашей игре. В последний раз ты доказал, что любишь меня, тогда, в декабре, когда я захотела шубу и ты тут же помчался со мной к скорняку. Но мне нужна норка, сказала я, вздернув нос. Это была, конечно, шутка. Словом, мы оказались у скорняка, я стояла перед зеркалом в норковой шубе, а ты в глубине зеркала любовался мной. «Сколько?» — небрежно спросила я у хозяина. Шуба стоила очень дорого. Я смотрела, каким будет твое лицо, с волнением искала на нем признаки недовольства. Но ты смотрел на меня с таким же восторгом, как когда-то, когда совал мне в руку очередное стихотворение. «Пусть полежит до завтра, — тоном прирожденной аристократки сказала я. — Утром мы с мужем придем и заплатим». Ты хотел тут же бежать в банк, чтобы взять денег на шубу, и не мог взять в толк, почему я смеюсь, почему бросаюсь тебя целовать прямо на улице. Господи, неужели ты думал, что я в самом деле выброшу столько денег за какую-то паршивую шубу! Как было славно хохотать, повиснув у тебя на шее; это было возле моста Эржебет, на углу улицы Ваци, точно на том месте, где спустя два месяца мы в такси, ты — с маленьким чемоданчиком, я — обняв тебя за плечи, повернули к больнице на улице Бакач.
18
У меня больше не было сил. Я лег на диван.
Она устроилась рядом. Ее волосы мягко касались моего уха.
Мне снилось: мы были ослами. Мы стояли на вершине скалистой горы и щипали мох. Я взглянул на нее, все мое серое существо посветлело; она ласково пошевелила ушами. Потом наступил вечер; мы неспешно брели в темноте; позже мы стали сверкать, словно звезды. Мы смотрели друг на друга и не могли насмотреться.
Миклош Дярфаш — автор множества пьес, радиопьес, киносценариев, повестей и рассказов. Советскому зрителю хорошо известна пьеса «Проснись и пой!» по спектаклям Московского театра сатиры, а также фильм «История моей глупости», главную роль в котором сыграла замечательная венгерская актриса Ева Рутткаи.
До недавнего времени М. Дярфаш преподавал в Театральном институте, где вел курсы драматургии, режиссуры, актерского мастерства, истории театра. Был у него и литературный курс. Среди его учеников есть известные венгерские писатели, такие, например, как Эржебет Галгоци, чьи произведения знакомы и советскому читателю. Сейчас писатель заведует литературной частью Театра имени Петефи в городе Веспрем. В 1990 году выйдет его новая повесть, посвященная театру.
Читать дальше