Дэвид Митчелл - Тысяча осеней Якоба де Зута

– Однако из уважения к мнению Анны и ее способности разбираться в людях я готов дать вам шанс, де Зут. Заработайте свой пудинг. Один из директоров Ост-Индской компании бывает в моем клубе. Если вы и в самом деле так сильно хотите стать моим зятем, он может устроить вам должность на Яве, сроком на пять лет. Официальное жалованье невелико, но предприимчивый молодой человек может кое-что извлечь с пользой для себя. Ответ нужно дать сегодня: «Фадреландет» [3]  «Отчизна» (голл.) . уходит в плавание из Копенгагена через две недели…

– Новые друзья? – Ван Клеф наблюдает за Якобом, стоя в дверях Парадного кабинета.

Якоб отрывается от созерцания миноги:

– Я не могу позволить себе роскошь привередничать, господин помощник управляющего.

Ван Клеф хмыкает на такую откровенность.

– Господин Ворстенбос готов вас принять.

– А вы разве не будете присутствовать, минеер?

– Железные чушки сами себя не взвесят, де Зут, как ни жаль.

Унико Ворстенбос, розовый от жары и блестящий от пота, щурится, разглядывая градусник на стене, рядом с портретом Вильгельма Молчаливого.

– Надо сказать Туми, пусть сделает мне такой хитрый матерчатый веер, их еще англичане из Индии привозят… Забыл название…

– Опахало?

– Точно. Опахало, и к нему бы еще опахальщика…

Входит Купидон с уже знакомым Якобу нефритовым чайничком на подносе.

– В десять явится переводчик Кобаяси, – говорит Ворстенбос, – и толпа чиновников, обучать меня придворным церемониям к долгожданной аудиенции у градоправителя. Старинный чайничек с серебром – знак, что управляющий факторией не лишен хорошего вкуса; на Востоке, де Зут, куда ни плюнь, всюду знаки. Напомните-ка, что там говорил тот еврей в Макао, для какого персонажа голубых кровей был сделан сервиз?

– Он сказал, будто бы это часть приданого жены последнего императора династии Мин.

– Точно, последнего императора династии Мин. Да, и будьте так любезны, присоединитесь к нам позже.

– Для встречи с переводчиком Кобаяси и чиновниками?

– Для беседы с градоправителем Сираи… Сило… Как бишь его?

– Градоправитель Сирояма, минеер. Мне сопровождать вас в Нагасаки?

– Если только не предпочтете остаться здесь и записывать вес железных болванок.

– Увидеть настоящую Японию… Это же… – «Петер Фишер богу душу отдаст от зависти», – думает Якоб. – Это величайшее приключение! Спасибо!

– Управляющему факторией необходим личный секретарь. Идемте, продолжим дела насущные в моем рабочем кабинете…

В соседней тесной комнатке солнечный свет падает прямо на письменный стол.

– Итак… – Ворстенбос усаживается. – Как вам после трех дней на берегу жизнь на самом отдаленном аванпосте Компании?

– Полезней для здоровья, минеер, – стул Якоба скрипит, – чем должность на Хальмахере.

– Вот уж хвала без души – не лучше хулы! Что вам сильней всего досаждает: соглядатаи, ограничение свободы, утеснение прав… Или невежество соотечественников?

Якоб подумывает рассказать Ворстенбосу о сцене за завтраком, но какой смысл? Уважение не заслужить по приказу свыше.

– Служащие смотрят на меня с неким… подозрением, господин управляющий.

– Само собой! Объяви я: «Отныне частная торговля запрещена» – и они просто станут хитрить ловчее. Сейчас недомолвки – лучшее профилактическое средство. Конечно, служащие недовольны, однако на мне злость срывать не смеют. А вам отдуваться.

– Я не хочу показаться неблагодарным. Не думайте, что я не ценю ваше покровительство, минеер.

– Дэдзима – унылое местечко, что уж тут говорить. Давно прошли времена, когда можно было спокойно уйти в отставку с прибылей за два торговых сезона. В Японии крокодилы тебя не съедят и болотная лихорадка не убьет, а вот скука – запросто. Но не вешайте нос, де Зут: через год мы вернемся в Батавию, и тогда вы узнаете, как я награждаю за преданность и усердие. Кстати, об усердии – как продвигается работа с бухгалтерскими книгами?

– В книгах сам черт ногу сломит, но мне очень помогает господин Огава. Записи за девяносто четвертый и девяносто пятый годы почти полностью восстановлены.

– Дожили, на японские архивы полагаться приходится… Впрочем, есть более неотложное дело. – Ворстенбос отпирает ящик стола и достает оттуда брусок японской меди. – Самая красная в мире, самая богатая золотом… Вот уже сотню лет она – та невеста, ради которой мы, голландцы, выплясываем в Нагасаки.

Он бросает плоский слиток Якобу, тот ловит.