Леонид Филатов - Избранные произведения в одном томе

— Ой!.. — Зинаида Михайловна аж задохнулась от возмущения. — Синичка ты моя вольная!.. Она свободна!.. Говно из-под больного мужа выгребать — вот вся твоя свобода!..

— Фу, Зина!.. — застрадала Эмма Григорьевна. — Неужели нельзя без жлобства?..

— А что, не так, что ли? — не смутилась Зинаида Михайловна. — Ну что ты в жизни видела, кроме своего тромбофлебита?.. А тоже мне — рассуждает о загранице!..

— Потому что я бывала за границей!.. — запальчиво отпарировала Эмма Григорьевна. — В Болгарии. По турпутевке. И представь себе, не потрясена!..

— Правильно!.. — согласилась Зинаида Михайловна. — Ты бы еще в Пензу съездила!.. Болгария — это ж соцлагерь!.. Братская страна!.. Что ты там увидишь?..

— Не будем спорить!.. — примирительно сказала Эмма Григорьевна, хотя по всему было видно, что ей хочется именно спорить. — Но почему нужно покидать родину?.. Человек должен жить там, где он родился!..

— А почему бы не допустить простую мысль, Эмма Григорьевна? — Толик отхлебнул из кофейной чашки. — Что никто никому ничего не должен?.. Человек живет однажды!.. Так пусть он живет, как ему нравится!..

— Это опасная доктрина, Толечка! — Эмма Григорьевна заполыхала, как печка, в которую плеснули керосину. — А вдруг все захотят уехать на Запад?.. Кто же тогда останется?!

— Умные уедут, дураки останутся… — мрачно отозвалась Зинаида Михайловна. — Вроде нас с тобой. Чтобы было на ком воду возить!..

— Все не уедут!.. — меланхолически сказала Нина. — Да и на черта мы там нужны?.. Мы и здесь-то никому не нужны, а уж там…

— Ладно, пусть у нас плохо!.. — Эмма Григорьевна сделала тактический маневр. — Но тогда тем более грешно уезжать!.. Надо не бежать от трудностей, а преодолевать их!..

— Вот и преодолевайте!.. — миролюбиво сказал Толик. — Ходите на собрания, на демонстрации, на субботники!.. Славьте, пойте, стройте!.. А я не хочу преодолевать трудности!.. Не хочу, и все!..

…В толчее шереметьевского аэропорта Толик совершенно растерялся — он то подолгу торчал у центрального табло, мучительно пытаясь сообразить, почему там нет нужного ему рейса, то, путаясь в сумках и чемоданах, панически метался по залу, выспрашивая встречных, где ему следует проходить таможенный контроль…

Тут была другая, незнакомая Толику Москва, страшно далекая от той, в которой он худо-бедно, но чувствовал себя хозяином. Эта другая Москва говорила по-английски, по-французски и по-немецки, она шуршала декларациями, загранпаспортами и валютой, она пахла духами, ликерами и виргинским табаком…

Вот октябрятской поступью протопала японская делегация. Они шли слаженно и организованно, держась строго в затылок друг другу, и у Толика осталось впечатление, будто мимо пронесли глянцевую групповую фотографию…

Вот величаво проплыли два арабских шейха. Гордые, надменные и молчаливые, они отрешенно смотрели вдаль и покачивали в такт ходьбе головами, словно передвигались не с помощью собственных ног, а ехали на верблюдах…

А вот веселым разноцветным табунком проскакала скандинавская семья. Папа, мама и двое ребятишек — все в чем-то немыслимо ярком, все ослепительно беловолосые и все неправдоподобно синеглазые, — ну прямо сказка Андерсена, настоящий игрушечный набор!..

На фоне этих красивых, нарядных и беспечных людей взмыленный Толик, навьюченный сумками и чемоданами, чувствовал себя, как лимитчица из Караганды, случайно попавшая на Гегелевские чтения…

Толику сделалось тоскливо. Еще совсем недавно собственный отъезд представлялся ему событием исключительным и трогательным, пикантно украшенным завистью приятелей и слезами приятельниц…

А вот теперь выясняется, что есть люди, для которых перелет через границу — дело пустячное и будничное, что-то вроде того, как сделать укол или пройти флюорографию…

Евпатий с Аглаей, конечно же, не приедут. И правильно сделают… Было бы глупо рассчитывать на их дружбу после всего, что произошло в тот ужасный вечер в мастерской…

Правда, Евпатий пообещал дозвониться в Париж… Но пообещать он мог и просто так, для проформы, чтобы отвязаться…

Евпатий появился в самую последнюю минуту, когда Толик уже стоял возле таможенного контроля. Он настырно пробирался через толпу, победительно выставив животик и растопырив коротенькие ручки, похожий на пожилого, но уверенного в себе пингвина…

— Здорово, Евпатий! — у Толика сжалось сердце от благодарной нежности к старому приятелю. — Я уж и не ждал! Оказывается, это очень гнусная вещь — уезжать, когда тебя никто не провожает!.. А где Аглая?..