Но солнце зашло за гору. Оно провалилось в колодец. Ша Фумин не знал, взойдёт ли когда-нибудь ещё его солнышко. Знал только, что стоит во мраке, в «трубе» между высокими домами, где дует сильный ветер. Ветер треплет его волосы, делая их похожими в глазах зрячих людей на волокна спутанной конопли.
Если бы не «дело о баранине», если бы не перспектива раздела салона, то Ша Фумин, наверное, смог бы обсудить с Чжан Цзунци, вынести вопрос Ду Хун на повестку дня, организовать ей задним числом договор, выплатить компенсацию. Может, и получилось бы.
Если бы при всех имеющихся проблемах и перспективе раздела салона Ша Фумин не был бы безответно влюблён в Ду Хун, то ему нужно было бы только вынести вопрос на обсуждение и добиться выплаты компенсации — тоже всё бы получилось.
А теперь не получится. Даже отбросив в сторону отношения Ша Фумина с Чжан Цзунци, учитывая его тайную страсть к Ду Хун, любая попытка вынести предложение на повестку дня будет воспринята как злоупотребление личным положением ради собственной выгоды. Он не сможет попросить, а если и попросит, то бестолку.
Ша Фумин спрашивал себя: как тебя угораздило влюбиться, да ещё безответно? Почему нужно было увлечься проклятой «красотой»? Почему ты не можешь выпустить ту «руку»? Любовь аморальна, особенно в такое время.
Он виноват перед Ду Хун. Как мужчина виноват и как начальник также виноват. Даже в самый последний раз помочь он бессилен. Ша Фумин всем сердцем хотел стать начальником — вот, стал. Но в чём смысл быть начальником? Ша Фумин погряз в пучине страданий.
А что, если бы травму получила не Ду Хун? Если бы травмированный сотрудник не был так «красив»? Если бы у травмированного сотрудника не было таких прекрасных рук? Ша Фумин страдал бы так же? При этой мысли Ша Фумин ощутил, как из макушки тянется тонкая паутинка — это его душа чуть было не вылетела из тела.
Чтобы пресечь дальнейшие размышления, Ша Фумин закурил. Он курил одну сигарету за другой. Втягивал дым и выдыхал. Однако Ша Фумин ощутил, что дым, который он вдыхает, не выходит наружу. Он не может выдохнуть дым. Дым скапливается в груди и в желудке, закручивается в теле по спирали, превращаясь в итоге в камень, который давит изнутри. Желудок болит. Вся эта боль засела внутри крепко-накрепко. Впервые Ша Фумин не выдержал и присел. Надо сходить в больницу провериться. Сейчас вся эта суета уляжется, и тогда Ша Фумину во что бы то ни стало надо сходить к врачу.
Походы к врачу тоже были для Ша Фумина больным вопросом. Почему он так боялся больниц? А кто, скажите, не боится? Больницы слишком дороги. Раз чихнёшь, сходишь в больницу — и трёхсот-четырёхсот юаней как ни бывало. На самом деле деньги не самое важное. Ша Фумина по-настоящему пугал сам процесс. Особенно в больших больницах. Если не брать в расчёт осмотры по предварительной записи, то сначала будь добр отстоять очередь за номерком, потом очередь к врачу, потом очередь в кассу, потом очередь на обследование, потом снова очередь к врачу, потом снова очередь в кассу и в конце ещё одна очередь, за лекарствами — освободишься только через долгое время. Ша Фумин, каждый раз, посещая больницу, вспоминал притчу о слепцах, ощупывающих слона. Больница — такой же слон, внутреннее её устройство — настоящий лабиринт, ещё и со множеством измерений. Ша Фумин так и не разобрался в точках, линиях, плоскостях и углах этих геометрических фигур, сложных, запутанных, не подходящих для медицинских целей, а разве что для научных экспедиций.
Через несколько дней обязательно надо сходить. Ша Фумин поклялся. Уголки губ поползли наверх, получилась почти улыбка. В том, что касается походов к врачу, он специалист по клятвам. Сколько раз он уже клялся? Но так ни разу и не сходил. Он клялся не потому, что твёрдо решил идти, а потому что болело. Как только заболит, так он сразу же беззвучно клянётся. А если не болит? А если не болит, то все эти клятвы — брехня. А какие к брехне требования? Отбрехался — и ладно.
Доктор Ван кашлянул, толкнул дверь и вышел. Он словно бы знал, что Ша Фумин стоит там, и встал рядом. Доктор Ван ничего не говорил, только безостановочно хрустел пальцами. Ша Фумину звук показался многозначительным, словно передающим ему информацию: доктор Ван хочет что-то сказать, но не осмеливается.
Ша Фумин тоже кашлянул. Что означал этот кашель, он и сам не придумал. Ша Фумин просто хотел издать хоть какой-то звук, положив тем самым начало или, наоборот, конец, как угодно.
Читать дальше