Эмили Дин - Все умерли, и я завела собаку

– Но вы исцелились и действуете аутентично. Общение с кем-либо только для того, чтобы соблюсти приличия, – это нечестное поведение.

– Но люди считают, что я веду себя неразумно в этой ситуации…

– Но вы же знаете правду. И ее знают все, кому вы дороги. Разве важно, что думают посторонние?

– Иногда мне кажется, что это я и есть. Сумма того, что думают обо мне другие…

– А те, кого вы считаете друзьями, например Фрэнк, – им есть дело до того, что думают о них другие? Они хотят нравиться и считаться милыми?

– Нет, и их честность вызывает у меня настоящее благоговение. Но однажды Фрэнк сказал, что так жить непросто.

– Он прав. Но стоит вам начать, и вы не захотите возвращаться. Четкие границы и забота о себе не делают вас плохим человеком.

Когда боль от романтических разочарований начала стихать, в мою жизнь вернулся старый приятель, «осложненное горе». И на этот раз гость вооружился целым списком прав сквоттеров. Мне казалось, что я вернулась назад в прошлое – к «вечеринкам на кухонном полу».

Справиться с этой болью мне помог Фрэнк. Он написал, что я нашла «обезболивающее», что-то хорошее, о чем можно думать, когда все вокруг рушилось. «А потом его неожиданно отобрали. И ты осталась со своими утратами, да еще и в ломке. Это вдвойне тяжело». Свое письмо он завершил фразой: «Именно так. С тебя девять гиней за консультацию».

Фрэнк был прав, как всегда (ну, за исключением лишь того случая, когда он решил вставить золотой зуб). Похоже, я просто променяла роль сестры и дочери на роль подруги. И теперь мне было плохо, потому что я снова чувствовала себя никем.

Сью помогла мне все осознать, но я чувствовала, что мне нужна другая помощь. Я пошла к врачу и сказала, что мне нужны антидепрессанты.

– Я прохожу психотерапию, но это чувство… Оно не поддается контролю… Словно два последних года решили взять свое.

Доктор оторвалась от клавиатуры, на которой что-то быстро набирала (очень характерно для визитов к современным врачам), и с тревогой посмотрела на меня.

– Вы пережили тяжелые утраты. Конечно, вам кажется, что все вышло из-под контроля.

Она согласилась выписать мне легкие антидепрессанты.

– Нечто вроде «притворяйся, пока не получится», верно? – спросила я.

– Именно так, – кивнула доктор. – А потом мы посмотрим на ваше самочувствие. Думаю, у вас все будет хорошо. То, что вы обратились за помощью, это хороший знак.

Через несколько недель я пришла на Хайгейтское кладбище, чтобы окончательно завершить вопросы маминого захоронения. От светлого памятника Рэйч мамину могилу отделяли всего две неширокие аллеи. Выбрать место мне помогал бывший приятель. Мамина могила располагалась в тихом, тенистом месте, где были похоронены преимущественно маленькие дети – и актер Боб Хоскинс. Идеальное место.

Хайгейтское кладбище напоминает статусный клуб загробной жизни. Здесь масса известных имен, и для входа нужно иметь членскую карточку. Я была хорошо знакома с могильщиком (название его профессии стоило бы изменить на «консультант по загробной жизни»). Он указал мне на могилы своих любимцев:

– Вон там лежит Люсьен Фрейд [30] Люсьен Майкл Фрейд (1922–2011) – британский художник немецко-еврейского происхождения, специализировавшийся на портретной живописи и обнаженной натуре; мастер психологического портрета. Был одним из самых высокооплачиваемых современных художников. . А там – мать Джорджа Майкла. Мы всех хоронили!

Администратор кладбища встретил меня приветливо. Он протянул мне документы для ознакомления. Я поняла, что там все еще числится имя моего бывшего приятеля.

– Вообще-то… теперь это только я, – сказала я.

Администратор замолчал, ручка замерла в воздухе, а потом он быстро и дипломатично внес изменения.

– Вот так! Все готово, – с улыбкой сказал он. – Вы выбрали для мамы прекрасное место.

Друзья окружили меня внимание и заботой. Их утешительные слова поддерживали меня днем – наряду с дозой моего нового приятеля, сертралина, и заботами офисной жизни.

Но восприятие жизни все еще как будто бы проходило сквозь мрачный фильтр Инстаграма, который уничтожал в нем все живое. И просто так этого было не изменить.

Через несколько дней я приехала к девочкам на день рождения Мими. Берти собирала свою головоломку, Мими просматривала сообщения в чате. К нам присоединился Гиггл. Он традиционно вылизал мне лицо, а потом улегся прямо на ноги. Я взяла песика на руки и погладила ему животик. Адам заварил мне чай в большой спортивной кружке, которая так странно смотрелась на их изысканной кухне. Он орудовал на кухне под звуки любимой музыки. И я попыталась вспомнить слова, сказанные когда-то доктором из интенсивной терапии. Люди редко живут настоящим моментом.