Схватив ключи и телефон, не обуваясь и не утруждаясь тем, чтобы закрыть дверь на все замки, Белла лишь один раз поворачивает ключ и практически бежит вниз по серой прохладной лестнице. Перила — опора. Без них бы уже давно свернула шею…
Он ждет на улице, это так. Прямо возле входной двери. За эти месяцы в нем мало что изменилось — разве что, блеск в глазах стал явнее и ярче. Но не сумасшествия блеск. А радости, беспечности. На Эдварде темно-зеленый костюм со светлой рубашкой, на нем даже галстук. На губах — улыбка от её вида. В руках — два стакана кофе на картонной подставке и букет бело-желтых ромашек. Как раз в такт его настроению.
— Эдвард, — она улыбается следом, закрывая дверь. Подходит к нему, дружелюбно кивая. — Привет.
— Привет, — в его глазах пляшут лукавые огоньки. — Я рад, что ты спустилась так быстро. Кофе ещё не остыл.
Кофе?.. Как тогда, в мае. Она хмыкает, забирая свой стакан. Беспокоится, но делает вид, что это не так. Беспокойство из-под контроля не выпускает. Зачем же?..
— Ты в порядке? О чем поговорим?
— Белла, ты здесь не потому, что я хочу броситься с балкона, — он щурится и улыбается шире. На щеках появляются ямочки.
— Я знаю. Ты пришел поговорить, — мягко произносит она.
— Нет, я пришел попробовать.
— Попробовать… — медленно протягивает девушка, но не до конца понимает, о чем речь. Странное слово. Для него. Сейчас.
— Я попробовал с Алис — и теперь Мэлани со мной. На выходных, — объясняет мужчина и его глаза сияют, голос становится громче и победоноснее, а в каждом жесте явственно звучат победа и восторг! — И с цирком тоже все закончено. Клоун ушел с грустной арены.
«Счастлив» — мелькает в голове у Беллы. Мнение подкрепляется видом любителя латте, его тембром и эмоциями… и внутри у девушки становится совсем тепло. Даже если бы на улице было минус десять.
— А теперь хочу попробовать с тобой, — заканчивает Эдвард свой коротенький рассказ, протягивая ей букет ромашек. Бело-желтые головки искрятся на солнце — точно так же, как большие карие глаза.
Совпало.
В каком-то из окон звучит музыка. Классическая. Что-то из Бетховена. Минуту они слушают молча, глядя друг на друга сияющими глазами, а через минуту мужчина предлагает:
— Потанцуем?
— Прямо здесь? — Белла немного смущается, перехватив покрепче связку ключей от квартиры. От сердца отлегает испуг — все хорошо. Он не собирается уходить — ни туда, ни обратно. Остается. Остается с ней!
— Да. Прямо здесь, — Эдвард делает шаг ближе и ловко начинает вальсировать. Шаг — назад, шаг — вперед. По маленькому квадрату.
Белла улыбается. Уткнувшись в ворот его рубашки, улыбается. От солнца, лета, чьего-то присутствия. Надо же, он хочет попробовать! «Попробовать» — впервые это слово приносит столько восторга… надо сделать пометку в словаре.
— Ты знаешь, почему я не спустил курок тогда, двенадцатого? — тихонько звучит над самым ухом, отвлекая её.
Белла качает головой. Говорить ей не хочется. Хочется танцевать. Вот так. До заката. До утра.
— Потому, — теплое дыхание слышится на волосах, на мгновенье опережая легкий, чуточку смущенный и неуверенный, но оттого не менее нежный поцелуй, — что ты, Белла, единственная, кто мне той ночью улыбнулся…
Формально «движение босоногих», призывающих везде и всюду ходить босиком, что, якобы, хорошо влияет на человеческое здоровье — прим. автора.