АlshBetta - Нарисованные линии [СИ]

— Платье, Белла?

— Да, — она громко прочищает горло, заставляя себя отпустить мою руку. Медленно идет к арке, ведущей вглубь квартиры, и я иду за ней. Это единственный шанс узнать, из-за чего она позвонила.

— Платье… — с горечью повторяет, останавливаясь у стены, на которую опирается. С самой, что ни на есть, болью смотрит на комнату. И через секунду я понимаю, почему.

По всему периметру гостиной разбросаны кусочки ткани. Неровные, с длинными порезами. Светло-бронзовые. Проследить, откуда они взялись, несложно — манекен, на котором надеты остатки платья, состоявшего из этой материи, стоит возле окна. Единственного в комнате.

— Что с ним?..

В такт моим словам, словно бы по какому-то сценарию, глупому и бессмысленному, из соседней комнаты — спальни — раздается громкое мяуканье. Едва ли не вой.

— Париж, — стонет Белла, низко опуская голову, — он это сделал…

— Кот?

— Д-да…

— А ты — в порядке? — я оглядываю ее с ног до головы, вплоть до обуви, стараясь убедиться в положительном ответе, который Белла дает. И верю тому, что вижу. За исключением слез и бледной кожи на шее и руках, она такая же, как прежде. С ребенком ничего не произошло.

Я облегченно выдыхаю.

— Изабелла, — я привлекаю ее к себе, и она с радостью принимает предложение. Прижимается ко мне, извернувшись так, чтобы живот не мешал объятьям. Тихонько плачет, стиснув кулачками мою футболку.

— Этого всего лишь платье, Изабелла, — убеждаю я, с легкой улыбкой поглаживая ее волосы, — не нужно из-за этого плакать.

— Н-не просто… — выдыхает она, зажмуриваясь, — оно… з-заказное… я должна… сдать…

— Елизаветы Старшей? — я вспоминаю ее рассказ в тот день и начинаю понимать, откуда столько боли.

Вымученный кивок теорию подтверждает.

— Когда?

— Завтра, — она рыдает громче, когда называет срок, — завтра, Эдвард…

Приятного, конечно, мало. Но то, что нет и трагедии, ощутимо меня утешает.

— Иди-ка сюда, — я отступаю на два шага назад, к дивану и мы вместе садимся на холодную кожу. Девушка не отпускает меня, продолжая всхлипывать, а я не прекращаю прикасаться к ней, надеясь успокоить.

— Оно дорогое?

— О-очень…

— А заново отреставрировать возможно? — терпеливо продолжаю выспрашивать я.

— Наверное, но это не меньше недели и материалы… не ночь, Эдвард… не ночь…

— Я понимаю, — робко улыбаюсь, согласно кивнув и обняв ее за плечи, — а возможность оплаты неустойки существует? За эту неделю?

— Это не меньше тысячи, а у меня нет… — Белла что есть силы зажмуривается, пряча лицо у меня на груди. Хныкает, обхватив правой рукой живот.

— Для начала тебе нужно успокоиться, — уговариваю я, защелкивая замочек ее расстегнувшейся бретели, — все это можно решить утром, сегодня надо отдохнуть.

— Утром он… заказчик приедет! — испуганно восклицает она, задохнувшись от слез.

— И мы с ним поговорим, — оптимистично произношу я, вытирая с ее щеки соленую влагу, — но это утром. А сейчас нужно пойти спать.

— Ты не понимаешь, я не заплачу ему…

— Белла, пойдем.

— Они выдвинут обвинения, лишат меня права работать… Эдвард, эти клиенты — серьезные люди!

— Осторожнее, я помогу тебе встать.

— У меня не было права все испортить, — неустанно бормочет она, будто бы не замечая, что мы идем к спальне, — ты понимаешь?

Я киваю. Я киваю и усаживаю ее на кровать, сгоняя рыжий комок шерсти, обосновавшийся на покрывале.

Присаживаюсь рядом, дожидаясь, пока самобичевание кончится, жалобы станут реже, а слезы чуть-чуть, но поутихнут.

— Я все устрою, — ласково произношу, потерев ее холодные пальцы, — я ведь обещал тебе помочь, верно?

— Ты им не заплатишь, — собственноручно стерев пару соленых дорожек, недоверчиво шепчет Белла.

— Мы посмотрим, что можно с этим сделать, — спокойно повторяю ей, указывая на подушку и рассматривая варианты оплаты, — но сегодня ты ляжешь в постель и поспишь, договорились?

Девушка смотрит на меня пронзительно, просительно и испуганно. Она хочет мне верить и боится этого одновременно. И от вида ее маленькой фигурки, ее по-детски искреннего страха на лица, ее покрасневших щек, у меня щемит слева. Я обещаю себе придумать что угодно, лишь бы она успокоилась. Больше — после сегодняшнего — я не верю в россказни Барбары по поводу геркулесовских просчитанных планов. Чтобы там ни было, шантаж Великолепного в планы Беллы не входит.

— Останься, — тихо-тихо, как что-то обличающее, разрушающее ее в моих глазах, шепчет мисс Свон. Умоляет, а не просит. Никак не меньше.