— В любом случае, суицид не удался, — рассуждает Каллен, и даже сквозь пелену взгляда я вижу его ухмыляющиеся губы. — Нужно было принять больше.
— Суицид? — от ужаса мой голос становиться ещё тише, чем раньше, а в глазах наверняка сияет испуг. Самоубийство? Он считает, что я хотела убить себя? У него в доме? Зачем мне это?
— Думаешь, меня бы посадили? — он самодовольно хмыкает, обхватывает рукой мой подбородок, потянув его вверх. — Запомни — моя личность неприкосновенна. Хоть трижды сдохни здесь, но я останусь на свободе.
— Я и не думала… — снова чувствую першение в горле и сухость во рту, но тем не менее пытаюсь договорить до конца. — Я не хотела убивать себя, не хотела…
Каллен замолкает, и я, даже не видя толком его лица, чувствую прожигающий малахитовый взгляд, проникающий в самую душу.
— Тогда что это за представление? — после недолгой паузы вопрошает он. — В жертву захотелось поиграть?
— Я не хотела… — эхом отзываюсь, пытаясь осознать всю суть происходящего. — Прости…
— Прощение вымаливать будешь позже, — неприязненно отмахивается он. Я внутренне содрогаюсь, представляя, КАК буду это делать…
— Я могу сейчас, — храбрюсь, нащупывая молнию своего платья, но тут же понимаю, что его на мне нет. Вместо чёрной материи кожу облегает какая-то мягкая ткань. Довольно удобная. Невольно обращаю свои обонятельные рецепторы на то, в чём одета, и замечаю, что пахнет эта одежда Эдвардом. Его дорогим парфюмом.
— Что это? — пытаюсь лучше разглядеть ткань — по тому, что я вижу, скорее всего, это рубашка. Его рубашка…
Какого чёрта?
— То, что прикрывает твоё тело, — слышу объяснение мужчины, но до конца не осознаю происходящее. Зачем ему надевать на меня свои вещи?
И всё же для размышления нет, и не будет места, пока я не приду в себя.
Поэтому, рассеяно киваю и тянусь к пуговицам, собранным на груди. Прежде, чем успеваю расстегнуть хотя бы одну, мои руки отбрасывают обратно на простыни, и негодующий голос слышится прямо над ухом:
— Я не буду спать с тобой сейчас!
— Я могу, — повторяю, словно паровозик из сказки, который всё мог. Прекрасно знаю, что в таком состоянии вряд ли смогу быть полноценной любовницей, но выбора не остается — Пожалуйста…
— Я сказал: нет! — грубо рявкает он, и его силуэт снова исчезает из моего поля зрения.
— Почему?
— Ты снова вырубишься раньше, чем разденешься, — грубо отвечает он, пока я тщетно переосмысливаю его слова. Поверхностно вижу в них лишь жестокость, но в то же время в каких-то закоулках души ощущаю слабую заботу. Не то чтобы заботу, скорее, какое-то другое чувство, чем-то схожее с ней. Может быть, отец был прав?
— Мне нужны деньги, — в голове возникает образ Энтони, но думать о нём сейчас так тяжело, что приходится отогнать подобные воспоминания. Нет, на слёзы я сейчас просто не имею права. Если я расплачусь, то уже никогда не смогу реабилитироваться и прийти в себя по-настоящему.
— Я сказал, что забираю их? — снова насмешка в чудном баритоне, который приближается ко мне. Снова вижу лицо Эдварда — теперь уже чётче. Особо выделяются изумрудные глаза. Они с интересом разглядывают меня.
— Разве ты не аннулируешь счета?
— Нет, — ответ короткий и быстрый. Прикусываю язык, чувствуя, что сейчас ничего не должна говорить. Он оборвал эту тему. Не знаю, почему он проявляет такое великодушие ко мне — с его стороны подобные шаги вообще роскошь — но мне это нравится. Теперь я хотя бы на полграмма верю в остатки человечности в его естестве.
— Спасибо… — последнее, что шепчу, прежде чем затыкаюсь. Изумрудный взгляд исчезает, и я не могу увидеть то выражение в глазах Каллена, которое появилось после этих моих слов. Не знаю, какое оно, и чему обязано, просто пытаюсь надеяться на лучшее, насколько это возможно, конечно.
— Мой доктор осмотрит тебя через полчаса, — Эдвард находится довольно далеко от кровати, и мне приходится приложить все свои слуховые возможности, чтобы расслышать его. От первой фразы невольно вздрагиваю. Доктор? Он расщедрился на доктора для меня?
«Ты ничего о нём не знаешь!» — сказал во сне отец, и если тогда я не поняла этих слов, то сейчас смысл до меня дошёл. Я действительно ничего не знаю о Каллене, раз он совершает такие поступки по отношению ко мне.
Хотя, возможно, это секундное помутнение его рассудка — он то тиран, то похож на человека. Как тогда, когда я пешком пришла к нему через лес, и застала спящим после выпивки на диване. Тогда он проявил ко мне милосердие, но потом стал таким же как всегда.
Читать дальше