— Завтра уже поздно, — глядя на номер счёта, сообщаю я. — Только сегодня. Иначе нельзя.
— Ты будешь ставить мне условия? Я же сказал, я занят! — гневно произносит он, и я, находясь в стольких километрах от него, чувствую на себе злобный зелёный взгляд.
— Где мы встретимся СЕГОДНЯ? — делаю ударение на последнем слове. Пытаюсь расставить все точки над «i». В конце концов, это я мучаюсь от неизвестности.
— Упрямая, значит? — усмехается он, и гнев пропадает из его голоса. — Мне это нравится. Хорошо. Будь по-твоему. Сегодня в десять я буду ждать тебя у чёрного входа в бар. Там же, где и вчера.
— Я буду, — обещаю с таким рвением и волнением, что, наверное, слегка шокирую его.
— И ещё кое-что, — бросает Каллен, прежде чем я нажимаю «отбой» собственного звонка.
— Что? — чего ещё он может от меня хотеть?
— Не смей опаздывать, Белла! — после этой фразы звонок обрывается, и я посреди больничного коридора слышу в мобильном утихающие телефонные гудки.
Женская догадка обладает большей точностью, чем мужская уверенность ©
Смотрю в небо и вижу, как над головой проплывают тёмные облака. Дождь льёт, словно заведённый, подтверждая всю безысходность моего положения. Наверное, я уже вчера вечером, как только увидела Каллена, знала, что буду с ним. Что сделаю то, что он запросит. Могу или не могу — таких слов для него не существует. Его лексикон полон эгоизма и холода. Острый, будто бритва. Холодный, будто лёд. Он сам, словно айсберг. Манящий, прекрасный и убийственный…
Для меня придумано лишь одно слово, впитывающее всю мою жизнь и судьбу — надо.
На сегодняшний момент мне надо спасти сына. Единственного родного человека, единственного, с кем я могу быть собой.
Единственное существо, рядом с которым я живу и чувствую себя человеком. Рядом с которым я счастлива, которого я люблю.
Ночная темнота улицы не блещет ничем хорошим. Зубы уже стучат от холода, а замерзшее тело сводит дрожь.
Стою, будто бы неудачная «ночная бабочка», ищущая клиентов, чёрт знает, на какой помойке. Оглядываюсь, пытаюсь как-то размять затёкшие и обледеневшие руки и ноги, но ничего не помогает. Ещё пару минут, и я действительно стану настоящей льдиной. Почему в конце апреля такой дикий холод? Почему у меня ощущение, что сейчас начало декабря?
Пытаясь отвлечься, вспоминаю день в больнице, проведенный с Энтони. Десятки сказок, сотни картинок, миллионы нежных слов «я люблю тебя».
Конечно, сначала пришлось нелегко. Я пыталась отойти от разговора с доктором Маслоу около десяти минут. Я очень сильно расстроила сына тем, что так неожиданно ушла. Он плакал, когда я вернулась. Последующие полчаса он ни за что не хотел отпускать меня из объятий, и мы просидели с ним завернувшись в белую простынь, обнимая друг друга на больничной койке.
Его ежедневные процедуры — это череда уколов и капельниц. Сегодня я была с ним. Он такой храбрый, такой сильный, такой мужественный! Из голубых глаз не скатилось ни одной слезы — именно этого я больше всего боялась.
Мне кажется, я готова, в буквальном смысле, убить каждого, кто заставит моего ангела плакать. Он понимает это — я когда-то ему говорила. Сейчас он терпит. Терпит, когда рядом я. Мне кажется, что я скорее заплачу, глядя на его нахмуренное от боли личико, чем он сам. Самоконтроль — это то, чем он обладает в совершенстве. Но всё же срывы случаются. Как сегодня.
Я не виню его: он всего лишь маленький мальчик. Ему ещё нет и пяти лет! Он просто ребёнок. Ребёнок, который испытывает все горести и тяготы взрослой жизни.
Иногда я проклинаю себя за то, что не могу дать ему возможность жить нормальной жизнью — он не играет с мальчишками во дворе, он не ходит в сад, он не лепит из пластилина супергероев и не читает комиксы. На вид он малыш, настоящий и естественный. Но в душе он уже взрослый. Взрослый… в четыре года…
Я ужасная мать.
Я довела собственного ребёнка до такого состояния.
Мысли об Энтони постепенно приводят меня к логическому завершению ситуации: я здесь, под дождём, жду чёрную машину и её владельца. Того, кто способен спасти ему жизнь. И выбора у меня нет. Никогда не было.
Скупая слеза скатывается вниз по щеке, исчезая в дождевых каплях. Я вымокла до нитки. Уже не чувствую ни единого сухого места на своём теле. Мой зонт благополучно остался в клинике, а куртку я взять не догадалась — слишком тяжёлым выдалось утро. Поспать мне удалось в общей сложности пять часов. Три — ночью, и два — в больнице у Тони. От недосыпа слипаются глаза, и я всеми силами борюсь с сонливостью.
Читать дальше