— Жизнь Хладного стоит три капли крови, Изабелла, — докладывает он, блеснув глазами. По сапфирам медленно расползается пугающий своей чернотой мрак.
Я хочу закрыть глаза и не видеть этого — не видеть его таким, — но не могу. Они не слушаются. Они хотят встречать смерть лицом к лицу.
— И моя тоже… — прихожу к неутешительному выводу, подавившись очередным всхлипом.
Эдварду не нужно кивать. По его лицу все вполне понятно. Предельно.
— Мой яд убьет тебя, едва проникнет с клыков в кровь. Но либо ты, либо я, Богиня. И не говори, что на моем месте поступила бы по-другому.
Мне впервые становится до такой степени холодно. Будто бы лежу в снегу, будто бы умираю под его покрывалом… будто бы обливают ледяной водой, одновременно замораживая. Будто бы запирают в холодильной камере. А на деле Эдвард всего лишь стоит ко мне на шаг ближе прежнего.
Хладный.
— Я не одна, — предпринимаю последнюю попытку, не надеясь на его жалость, но хотя бы пробуя. Я не выйду отсюда. Я здесь останусь — с желанием или без. Это теперь ясно как день. И то, зачем были все эти божественные ночи… он притупил мое внимание. Он оставил меня себе. Он бы никогда не дал мне уйти — цена велика.
— Родственнички переживут. Ты не думала о них, когда сигала с моста, — он высокомерно вздергивает подбородок, скалясь. Дьявол. Демон. Кровососущая тварь…
Я с болью вспоминаю тот вечер, понимая, что потеряла. Не жизнь, нет. Жизнь не имеет ценности, если нет ради кого жить.
Я потеряла дочь. Сон-видение, в котором содержалась подсказка, запоздал на три с половиной дня… а я на три с половиной дня поспешила. Я продала душу, себя и свою девочку за три капли крови.
— Если я не назову желание, ты все равно умрешь…
Эдвард щурится.
— Не имею ни малейшего представления, что будет, если не назовешь. Но ты в любом случае останешься со мной. Второе желание, помнишь? Сама попросилась в рабство.
Он улыбается мне. Той же улыбкой, той же дьявольской ухмылкой… черной. Черной, как ночь.
Я смотрю на него с ненавистью. С не скрытой, с очевидной, с осязаемой ненавистью. Пусть ею подавится. Пусть от нее задохнется.
— Ты чудовище!
Обладатель рубинового перстня склабится:
— Спасибо, Богиня.
Я опускаю голову. Я знаю, что будет дальше, и знаю, чем все кончится.
Но теперь страшно — парадоксально, что не было, когда летела с моста, и сейчас, когда никакой боли не будет. Он поцелует меня и заберет то, что хочет. Высосет через палец, через три алых капли, душу. Ради этого собирал меня по частям, тащил от моста и пытался отговорить прыгать с него…
Не пришла бы, все могло быть по-другому. Всего на минуту помедлить и…
— Ладно, Изабелла, — мужчина складывает руки на груди, возвышаясь передо мной неприступной горой. Инстинктивно заставляет сжаться в комочек, хотя очень не хочется, — я даю тебе последний шанс.
Гляжу на него с сарказмом. С остатками утерянной гордости и каплей, всего каплей, но в которой вся моя жизнь, надеждой.
Отпустит?..
— Тебя уже ничто не спасет, — опровергая последнее, во что верила, докладывает Эдвард. Убивает взглядом, обрисовывая истину в ясном свете, — но твоего ребенка еще можно вытащить. У тебя осталось желание.
Я низко опускаю голову. Я чувствую такую слабость, такую безнадежность, что хочется выть. Как же страшно умирать… и как на самом деле хороша может быть жизнь, сам факт ее существования. Смешно, что понимаю это лишь теперь.
— Ты убьешь ее, — бормочу, не усомнившись ни на секунду в своей истине. Не могу даже мысли допустить видеть Эдварда рядом с малышкой. Лучше Карлайл. Лучше его пассия. Лучше кто угодно. С ними у нее будет хоть шанс.
— Она и так умрет.
Я хочу сделать вид, что не услышала, но не могу. До крови кусаю губы, подняв на него голову. Взглянув в глаза.
— Что?..
— Лейкемия. Шансов — ноль. Даже если бы твой благоверный купил ей парочку новых литров крови.
Этими словами перерезают последние канаты к моему сердцу. Вздрогнув, оно дергается, с грохотом падая вниз. На тысячу, на миллион осколков разбивается. А перед глазами лицо Мэйбл. Ее личико с красными губками и теплыми щечками… с улыбкой.
— Ты лжешь…
— Можешь усомниться, это твое право. Но если я окажусь прав, пожалеешь же, Белла, — он многозначительно кивает мне. Сапфиры горят.
— И как же ты ее спасешь? — с издевкой интересуюсь я. Плюю ему в лицо эту фразу.
— Так же, как тебя, — Эдвард пожимает плечами. Раз — и щелкает пальцами. Раз — и перстень выпускает наружу туман. Излечивающий любые раны… мою изломанную спину излечил. Справится с чем угодно?.. О да!
Читать дальше