Мой юмор одобрения не находит. Наталкивается на до жути пугающую стену из льда в сапфировых глазах.
— «Вампиры» — порождение мифов. Единственное, о чем они думают, по вашему мнению, это как перерезать больше глоток и напиться крови до отвала.
Радует, что при всем своем сумасшествии хоть капля здравого смысла внутри этого мужчины осталась.
— А на самом деле вы безобидны? Как и летучие мыши, пьете только кровь коров?
Он со странным спокойствие, больше походящим на сокрытие раздражения от надоедливого ребенка, смотрит на пустой стол перед собой. Ждет, пока я посерьезнею. Пока заткну свой сарказм и ненужную шутливость.
Молчит ровно до тех пор, пока не убеждается, что слушаю его. Что сконцентрировалась. И лишь тогда сообщает — нехотя, снизойдя до меня.
— Хладным не нужно питаться, Белла. Ни кровью, ни чем-либо другим. Мы бессмертны потому, что наш собственный яд не дает нам умереть. И уж точно не от красной отвратительнейшей жижи, что течет в вас.
Я изумленно изгибаю бровь, выслушав его до конца. Мало того, что сказка, так еще и по сказочным меркам неправильная. «Кровососы», «упыри» — они потому и называются так, что потребляют кровь. Иначе было бы другое название.
— Значит, не вампиры, а «хладные»?
— Мы холодные, — кивнув, соглашается обладатель сапфиров. Уголки его губ вздрагивают, — и по нашей воле холодными становитесь вы.
Поерзав на своем стуле, с радостью замечаю, что все еще полностью нагая. Ни у меня, ни у этого странного мужчины и мыслей не возникло об одежде. А это на руку.
— Угрожаешь? — прищурившись, зову, делая вид, что выгибаю спину случайно, потому, что затекли мышцы… а волосы откидываю не для того, чтобы улучшить обзор на грудь, а чтобы не мешали… думать. Да, именно так.
Сапфир раскусывает меня за полсекунды. Его глаза загораются чем-то большим, чем гневом.
Придаю собственному взгляду томности, для лучшего эффекта проигрывая в голове фантазии об этом мужчине. И сверху, и снизу… и даже рядом…
— Я сотру тебя в порошок одним пальцем, если захочу, — сообщает тот, откинувшись на спинку своего стула. Не скрывает того, что пальцы чуть-чуть напрягаются, а нижняя губа немного, совсем малость, опускается. От вида меня.
Развращая мысли окончательно и отпуская фантазию на волю, изящно поднимаюсь со своего места. Делаю несколько шагов вперед, навстречу рубиновому перстню на его руке, и словно бы в нерешительности останавливаюсь на полпути. С плохо передаваемым восторгом наблюдаю, что мое тело ему нравится. Что он смотрит именно на меня. И меня… хочет?
Наверное, это все по вине адского места, в котором оказалось. Сюда ссылали за грехи и пороки, сюда принято отправлять провинившихся больше одного раза и не раскаявшихся… и, само собой, ждать их будет тоже, что в земной жизни. Разве что с большим интересом.
Мне уже плевать, прыгнула я или нет, оказалась в пекле или все еще где-то на земле, возле того моста… это как-то теряется, это неважно. Значение имеет лишь настоящее. Хоть им я имею право насладиться.
— Попробуй, — неслышно призываю его, наклонив голову вправо. Волосы полноправно завладевают грудью, пряча от главного зрителя. Вызывая у него недовольство.
— Играешь с огнем, Изабелла…
Я хмыкаю.
— Не такие уж Хладные и ледяные, да?
Это становится последней каплей. Я довожу его до грани.
Вздернув голову со своим красивым волевым подбородком, моргнув в предвкушении грядущего действа сапфировыми глазами, шире приоткрыв губы, Цезарь велит мне:
— Иди сюда.
Но Цезарь ошибается, принимая меня за рабыню. Цезарь недостоин рабыни — к нему прийти должна Императрица. И неважно, что не Египта.
— Ты иди, — переиначиваю, взглянув на него из-под ресниц. Демонстративно, чтобы видел, облизываю губы. И кусаю их — помню реакцию.
Он повторяет. Почти с нетерпением, со злостью. Ждет, что игра продолжится по его правилам.
Но в чем-в чем, а в этом я его не разочарую.
— Нет.
В комнате с белыми стенами и без окон повисает удушающее молчание. По моей обнаженной коже оно проходится каскадом мурашек, а по лицу хладного завоевателя судорожным нетерпением, наспех прикрытым выдержкой.
Не успеваю и до трех сосчитать, как он поднимает руку — с перстнем — и щелкает пальцами. Синеватый туман, вроде дымки от маленького костра, на удивление быстро протягивается полукругом от него до моей спины. Обхватывает, как меховым нежным обручем. Притягивает к своему обладателю.
И, хоть сопротивляюсь, не помогает. Всего дважды моргнув, я оказываюсь на коленях мужчины. И только тогда дымок пропадает, когда обруч из него сменяется ледяными бледными руками. Но от них, на удивление, не холодно.
Читать дальше