— Изабелла, — скудная улыбка мужчины, посланная мне, кажется фальшивой. За маской хладнокровия так и кипит ярость. За что?..
— Мистер Каллен, — тихо, но учтиво здороваюсь. Не будем игнорировать условности.
Выслушав приветствие, мой похититель направляется к стульям у стола. Резко отодвигая один из них, он оказывается на зеленом сидении.
Делаю шаг назад, ожидая, что малыш, молчаливо стоящий рядом с ним, будет взят на руки, но ничего подобного не происходит.
Мы оба стоим. Стоим перед Калленом.
— Джером, — мужчина многозначительно смотрит на сына, опустившего взгляд к деревянному полу. Особой тяги к новым знакомствам за малышом не наблюдается.
Пользуясь возможностью, разглядываю ребенка. Первое, что бросается в глаза — его рост и телосложение. Он маленький. Невероятно маленький для пяти лет. Светло-синяя кофта и хлопчатые штаны только усиливают впечатление. Единственное желание, наблюдавшееся у меня и в первую нашу встречу — защитить мальчика — возвращается.
Заслышав слова отца, Джером робко поднимает голову. Огромные малахитовые глаза — точь-в-точь Каллена — предстают на мое обозрение. Если и были раньше сомнения в том, что малыш его сын, теперь от них не осталось и следа. Настолько похожими могут быть только родственники. Близкие родственники.
Длинные черные ресницы хорошо заметные на бледной коже. Они будто бы нарисованы. Таких красивых детей не бывает…
Однако за красотой кроется нечто большее.
До сих пор я не опасалась, что ребенок может меня испугаться. Более того — этого даже в мыслях не было. Но теперь понимаю, что заблуждалась. Что не знаю слишком многого.
Джером не просто напуган. Он в ужасе. В таком очевидном, что ничего иного, как обнять несчастного малыша, сделать не хочется.
— Джером, это Изабелла, — Эдвард напоминает о своем присутствии, нещадно вторгаясь в мои мысли, — Изабелла — Джером.
Такое формально представление друг другу. Будто бы мы на какой-то вечеринке в дорогом баре, а не в домашней столовой зимним утром.
Припоминая кадры из просмотренных фильмов, приседаю, стремясь оказаться с малышом на одном уровне.
— Здравствуй, Джером, — прикладываю все силы к тому, чтобы улыбка не оказалась лживой и походила на ту, обладательнице которой можно доверять. Хоть чуть-чуть.
Но ребенок расценивает все по-своему. Такие безобидные движения пробуждают в нем ужас. Мальчик отшатывается от меня, как от огня. Детское личико — и без того совсем белое — бледнеет.
Растерянно смотрю на Эдварда, но на его лице ничего не меняется. Он оборачивается, протягивая руку к сыну.
— Иди сюда.
Тот наоборот отступает дальше, качая головой.
Это переполняет чашу терпения моего похитителя. Похоже, даже детское непослушание для него противоестественно.
— Я велел подойти, Джером, — в голосе уже нет спокойствия, теперь в баритоне слышатся предостерегающие нотки.
Но и это не помогает.
С замиранием сердца слежу за тем, как мужчина поднимается, одним стремительным движением оказываясь рядом с сыном.
— Джером… — рычит он, отчего малыш сжимается, делаясь ещё меньше прежнего. У меня в горле пересыхает.
— Поздоровайся с Изабеллой. Отныне она будет заменять Элис.
Глаза мальчика распахиваются больше прежнего, но даже слова отца не заставляют его сделать что велено. Вместо этого он снова качает головой. Только вот уверенности уже больше.
Каллен сжимает губы, черты его лица заостряются, в воздухе повисает напряжение, достигшее максимального накала.
Наблюдаю за противостоянием взрослого человека и ребенка, прекрасно понимая, кто выиграет. Но при всем, что испытываю к Каллену, при всем, что готова ожидать от него, при всем, что видела раньше, происходящее все равно вводит меня в ступор.
Потеряв последние крохи терпения, мужчина хватает ребенка за руку, буквально швыряя в мою сторону. Словно плюшевую игрушку.
Джером застывает у самых носков моих туфель. Его крохотное тело подрагивает.
— Я не спрашиваю, а говорю, — мой похититель безжалостен, — поздоровайся с Изабеллой. Немедленно.
С горечью, неподвластной даже самоконтролю, доведенному за столько лет до совершенства, смотрю, как белокурое создание прожигает меня своим взглядом. Слезы закипают в его глазах, нижняя губа подрагивает.
От жалости сердце сжимается. Как Эдвард может позволять такому случаться?.. С собственным ребенком?..
«Если я узнаю, что ты доведешь его до слез, тебе не поздоровится!» — это правило распространяется только на меня? Только мне запрещено это делать? А как же он сам?..
Читать дальше