АlshBetta - Успокой моё сердце [СИ]

— А ты?

— Я? — удивленная продолжением разговора, не успеваю поймать его новую нить.

— Отпуск?

— Нет, — опускаю глаза, с интересом рассматривая бежевую скатерть и едва заметный узор на её поверхности, — я нигде не была.

— А Италия? — он хмурится, а пальцы чуть сильнее сжимают ладонь, привлекая внимание. Малахиты тянут взглядом к своему обладателю и почти уверена, что долго сопротивляться им у меня не получится.

— Итальянский — прихоть Маркуса, — неслышно бормочу я.

Ну вот, сказала. Не так страшно, как казалось вначале.

Ожидаю лишь реакции Эдварда. И ожидаемое получаю. Разве что, не совсем такое, как представлялось.

Шумно выдохнув, мужчина внезапно обоими своими ладонями обхватывает мою, прижимая к губам. Дважды целует, потирая пальцы.

— Больше никаких прихотей не будет, — обещает он, глядя прямо мне в глаза, заставляя поверить — так или иначе — собственным словам. Без права на опровержение. — Ты будешь поступать так, как захочешь.

Подобное обещание настораживает и, если честно, малость пугает. По-моему, слишком бурно на такое простое предложение. Он ведь не знает достаточно, верно?.. Откуда?! По спине пробегает табун мурашек.

— Где мы будем жить в Сантьяго? — резко меняю одну тему на другую надеясь, что он позволит. Не хочу сегодня думать о Черном Вороне, пожалуйста! Это наш единственный отпуск. Больше его и вовсе может не быть.

— На вилле. Джаспер приобрел её пару лет назад, — он принимает мое предложение, нисколько не противясь. Разве что, руку до сих пор не отпускает.

— А почему мы?.. — пытаюсь продолжить, но тщетно. Каллен прерывает.

Одним движением сдернув скатерть и телефон со столика, Эдвард негромким щелчком заставляет его прижаться к стене. И, отбросив ненужные вещи на кресло возле моего, кивает на соседнее.

— Иди сюда, — зовет к себе, убирая подлокотник, — я не укушу, не бойся.

— Я тебя не боюсь, — поджав губы, сообщаю я. И пересаживаюсь.

Отсюда вид в окошки открывается что надо. Если бы не темнота, конечно…

— Какая смелая viola, — с легкой усмешкой произносит мужчина, притягивая меня к себе. Обнимает, ощутимо согревая.

— Какой теплый smeraldo, — шепчу, уткнувшись лицом в его грудь, чем вызываю приглушенный смешок.

— Ты даже камни заставляешь греться, — с нарочитой серьезность произносит он, пригладив мои волосы, — цветы нынче волшебные. И красивые, к тому же.

Рдеюсь, посильнее прижавшись к нему. Смущенную улыбку скрыть не получается — да и кому это нужно?

К тому же, не думаю, что от Эдварда в принципе можно что-то скрыть…

— И все же лучше поспать, — сам с собой рассуждает Каллен, потирая мои предплечья, — отказы не принимаются.

— А как же о том, что буду делать, что захочу? — подавляя зевок, интересуюсь, слушая ровное биение его сердца.

— Сегодня мы сделаем исключение, — хитро заявляет он, но затем тихо и серьезно добавляет:

— Но только сегодня.

Посмеиваюсь, хотя отказываться и вправду не собираюсь. Чувствую себя уставшей после долгого дня.

Знаю, что в безопасности. Знаю, что в безопасности те, кого люблю. А большего… большего мне и не нужно.

— E quando le arance fioriscono, la primavera verrà (и когда зацветут апельсины, весна придет), — повторяет последние слова из своей недавней колыбельной Эдвард, прежде чем я проваливаюсь в сон. Бархатный баритон, как ни крути, потрясающее снотворное.

— Это просто сон…

Тихий голос, почти сливающийся с гудением двигателя за иллюминаторами, звучит очень нежно. Слышу его, постепенно выпутываясь из оков сновидений и окунаясь в действительность. Не двигаюсь, молча оценивая обстановку. Пальцы натыкаются на что-то теплое, укрывающее мое тело. Знакомая ткань… черная, насколько помню… пальто?

Приоткрыв один глаз, проверяю догадку. Подтверждается.

— Я никому тебя не отдам, — отвлекая от верхней одежды Эдварда, создающей вокруг меня ореол уюта, говорящий напоминает о себе новыми словами. Не шевелясь, полуприкрытыми глазами обвожу салон. Действие, привлекшее внимание, сосредоточенно возле кожаного диванчика — постели Джерри.

Впрочем, белокурой головки на прежнем месте — взбитой подушке — нет. Среди расстеленных простыней — тоже. Нахожу её лишь благодаря золотистой пижаме, выгодно выделяющейся своим цветом на фоне темно-синей рубашки, к которой она прижалась.

Джером, обнимая Эдварда, клубочком свернулся в его руках, приникнув к груди. Покрасневшие ободки глаз и подрагивающая нижняя губа без лишних разъяснений дают понять, почему малыш не спит.