АlshBetta - Успокой моё сердце [СИ]

— Ты пойдешь? — напряженность так и сквозит в его голосе.

Медлю, обдумывая оба варианта ответа. Надеюсь, то решение, к которому прихожу, в штыки принято не будет.

— Я могу?

— Можешь, — Каллен напрягается, прикрывает глаза, — но только прямо сейчас. Иди.

Похоже, таким вариантом развития событий он не обрадован. Быть может, мне все же стоит остаться? Не хочу злить его. Этот день должен быть безоблачно-счастливым. Обязан.

— Я..

— Иди! — почти приказной тон. Не оставляет никакого права остаться. Путь назад отрезан.

Что же, я сама это выбрала.

Поднимаюсь со своего места, улыбнувшись Джерри, настороженно глядящему на меня из объятий папы. В драгоценных камушках поблескивает тревога.

— Я быстро приду, мой хороший, — уверяю его, — а когда вернусь, покажешь мне, что нарисовал?

Беззвучное «да» повисает среди белых стен. Малыш возвращает личико к папиной коже, скрываясь от меня. Дает уйти. Как и Эдвард, разрешает.

Тихий коридор встречает потоком холодного воздуха, резко сменяющего теплую обстановку детской. Стены излучают враждебность, деревянный пол не внушает доверия. И даже солнце, в кои-то веки освещающее это место, не в состоянии исправить впечатление.

Хочется вернуться обратно в обитель Джерри. Усесться рядом с ним, наблюдая, как юный художник вырисовывает контуры деревьев и речек, струящихся по зеленой траве, пока его папа с мягкой улыбкой за этим наблюдает. Но что-то удерживает. Мысли удерживают.

Во-первых, если Эдвард сказал правду и домоправительница действительно покидает особняк, не сказать ей «до свидания» я не могу. В конце концов, и для меня, и для Джерри эта женщина немало сделала.

Во-вторых, каким-то шестым чувством ощущаю, что в детской моему похитителю и маленькому ангелу лучше на некоторое время остаться вдвоем. У них есть время поговорить… о маме.

Вот черт, неужели сегодня? Можно ведь выбрать другой день. Не такой счастливый, не такой спокойный. Я не знаю, как Джером воспримет эту новость. Даже больше — не имею ни малейшего понятия. И рисковать испортить ему настроение — непростительно. Не нужно.

Подумать только, что «мама» — идея того самого человека, что через две недели после приезда едва не вернул меня мужу, за то, что я спала с мальчиком в одной кровати.

Того самого, что едва не испепелил меня на место за то, что Джерри обнимал меня и приходил, когда хотелось, чтобы его пожалели.

И сейчас мой похититель, так панически боящийся лишиться сына, так яро оберегающего их маленький мирок, хочет включить внутрь него меня?

Не верится. Совсем.

Наверное, я должна думать иначе. Я должна радоваться и прыгать от счастья, что он позволил. Только вот что-то мешает… что-то подсказывает, что такое решение не совсем своевременно…

Надеюсь, я ошибаюсь.

Ступени лестницы сменяют друг друга с завидной четкостью. Вниз и только вниз. Эдвард сказал, что надо спуститься. Значит, столовая. Извечное место встреч и расставаний. Место, где мы впервые встретились с Марленой. Надо бы вспомнить, что я иду именно к ней. И иду не просто так.

Знакомые двери с иероглифами гостеприимно раскрыты. По их зеленой поверхности гуляют солнечные блики из большого окна на северной стене.

Женщина с белокурыми волосами, собранными в пучок на затылке, стоит возле огромного деревянного стола, окруженная десятком картонных коробок и упаковочной бумагой, заслоняя большую их часть. Рядом, на полированной поверхности, выстроились цветные кружки. Среди них не сложно угадать самую большую, ярко-оранжевую, с выведенной большими желтыми буквами надписью «Darling». Догадка оказалась верной. Марлена здесь.

Тихонько скрипнувший пол, на который я ступаю, привлекает её внимание, отрывая от сбора вещей. Поворачиваясь ко мне, держа в руках небольшое фарфоровое блюдечко, домоправительница выглядит удивленной.

С опозданием замечаю, что её одежда вместо светлых брюк и блузок сменилась на прежний фиолетовый брючный костюм. И даже балетки-тапочки на ногах — те же.

— Изабелла?

— Здравствуйте, — поспешно киваю, отрываясь от дверного косяка, — простите за беспокойство, Марлена, я…

— Какое беспокойство? — к моему совершенному изумлению она добродушно улыбается, опуская блюдце обратно на стол, — проходите, я очень рада.

Рада?..

Нерешительно переступаю порог, направляясь к женщине. Я ожидала от неё чего угодно, но только не такого теплого приема. Я — желанная гостья? После всего, что произошло? После того, как не оправдала возложенные на себя надежды?