АlshBetta - Золотая рыбка [СИ]

— Горит еда, — поправляется мужчина, — ты что-то жаришь?..

Ну и вот… О да, я жарю. Жарила.

— Чертова курица, — прикусив губу, осторожно, дожидаясь пока Эдвард уберет голову, отстраняюсь от него. Бегу к плите. Здесь жарко, многообещающе кипит засохший соус, дым черным туманом окутывает зону плиты. Определенно надо что-то сделать.

Я машинально, абсолютно не думая, берусь за крышку сковородки. И тут же со вскриком, хочу того или нет, ее отпускаю. ГОРЯЧАЯ!

Черт.

Черт, черт, черт!

Сцепив зубы, хватаюсь пострадавшими пальцами за мочку ушей, другой рукой, еще дееспособной, выключая огонь. Понятное дело, что еду не спасти. Курица сгорела почти подчистую, ее уже не отодрать от специального покрытия сковороды — придется выкинуть. А овощи превратились в массу, напоминающую сморщившийся и впитавший весь вытекший сок уголь. Та же ситуация со сковородой. Может быть, чуточку лучше — есть вариант попытаться отчистить посуду.

Ну и пусть. Сейчас мне до всего этого точно нет дела.

Указательным пальцем стерев непрошенные слезинки, я иду обратно к дивану. С покалывающей в душе болью встречаю то, как Эдвард на меня смотрит. Не дай Бог никому увидеть такой взгляд…

— Прости, — с раскаянием прошу я, останавливаясь рядом с ним, — оно сильно грохнуло, да? Очень сильно?

В сотый раз за эти сутки любимый морщится. Горько усмехается. Идет на крайность — качает головой.

— Белла. — Вот и я сижу. На его коленях, лицом к нему, поддерживаемая ладонями под спину, — к черту кастрюли. Что с рукой?

— Теплая крышка, — успокаиваю Эдварда, с горько-сладким настроением встречая его заботу, — обо мне точно не беспокойся. Как ты?

— Почти прошло, — устало произносит он, маленькой-маленькой, толком незаметной улыбкой подбодрив меня, — спасибо…

Сквозь слезы, которые больше не могу сдерживать, я улыбаюсь. Нежно и откровенно — ему одному. Именно сейчас.

— Пойдем спать, — пожав его руку, прошу, — тебе определенно нужно отдохнуть. К тому же, уже поздно.

— Ужин…

— Ужин сгорел, — шмыгнув носом, мрачно докладываю я, покачав головой, — извини меня.

Эдвард облизывает пересохшие губы, смотрит исключительно на меня. Ласкает взглядом — даже замученным, даже изможденным. Только ему это под силу.

— Я завтра накормлю тебя, Беллз, я обещаю. Чем захочешь.

Не сдержавшись, я кончиками пальцев, не успев остановить себя, провожу по его щеке. Как раз там, где уже подсохла слезная дорожка.

— Завтра мы решим что-нибудь с твоей болью. Так больше не может продолжаться.

Эдвард молчит и я, не медля, принимаю это за согласие. Все равно, как оно выражено. Главное, чтобы он мне не мешал.

Мы идем в комнату. В гостевую, а не на второй этаж — это сегодня за гранью возможного. Я приношу Эдварду пижаму и второй стакан воды, а промокшее и впитавшее шампунь одеяло заменяю вторым, из шкафа.

Мы лежим на постели в той позе, о которой я фантазировала. Только вот на спине я, а Эдвард у меня под боком, на груди. Обняв руками, прижимает к себе. Старается затихнуть под покрывалом.

Я честно пытаюсь дышать ровно. Но всхлипы непредсказуемы и просачиваются тогда, когда я ненадолго отпускаю контроль. Спасение от них вряд ли найдется.

Каллен замечает, принимает это.

Вернувшимися к, слава Богу, нормальному цвету ладонями гладит мои руки, бедра, талию. Обнимает, накрывая собой.

— Я никуда не денусь, Белла, — уверяет, придав голосу бодрости, — я абсолютно точно буду жить. Пожалуйста, только не плачь… не бойся.

Целует меня возле солнечного сплетения. Трется о кожу носом.

— Я тебя люблю, — просто отвечаю, не зная, что еще можно сегодня сказать. В голове, не смотря на растерянность и болезненные эмоции, уже формируется план действий на завтра, — сильнее всех, Эдвард.

Краешком губ он улыбается — мне заметно.

— Я тебя тоже. Даже больше. — Он крепко переплетает наши руки.

Так мы и засыпаем — не разжав пальцы. Это просто невозможно в свете того, что случилось за этот несчастный, такой недолгий вечер.

Будильник звенит в шесть сорок утра. Электронные часы, расположившиеся возле нашей постели, издавая малоприятные, зато будящие звуки, мигают. Кому-то пора вставать.

Недовольно, так, как будто в этой электронике затаился мой главный враг, приподнимаюсь и выключаю их долгим нажатием на кнопку. Будильник смолкает, часы тухнут. Быстрее, чем если выдернуть из розетки.

Я поворачиваюсь на другой бок, возвращаясь к Эдварду. Теперь он лежит не на мне, а рядом, на подушке. Правда, пальцы остались там же, где и вчера. Я была права насчет них.