Понимающе кивнув, я наскоро целую его в щеку.
— Спасибо, мой хороший.
Дверь я попросту распахиваю. Возмущенно взвизгнув, она ударяется о стену, отчего Эдвард дергается, чуть не вырываясь из моих рук. На его щеке, смешанные с гелем для душа, видны слезы.
— Тише, — приободряю его, к черту отсылая подальше собственный страх, — извини меня. Этого больше не будет. Никаких громких звуков.
Медленными шагами, с горем пополам, но мы добираемся до дивана. От ванной до него максимум шагов десять, однако мне кажется, не меньше двадцати. Тем более Эдвард тяжелый, мокрый и скользкий. Он не успел как следует смыть с себя липкий гель.
Диванную подушку встречаю как манну небесную. Усаживаю на нее Эдварда и, только убедившись, что сидит он достаточно удобно, возвращаюсь в ванную за халатом. Как одеяло накидываю ему на плечи — от холода мужчина начинает дрожать.
— Белла, таблетку… пожалуйста, дай мне таблетку… — его глаза прикрыты, на лице желваки, а на шее проявившиеся вены. Далеко не самая успокаивающая картина. Я не зря боюсь.
С несвойственной себе быстротой, я бросаю на бок наш чемодан, торопливо перерывая его в поисках аптечки. До спальни далеко, а до прихожей близко. Здесь и нахожу драгоценную упаковку. Вместе с ней, сжав острые края пальцами, задерживаюсь лишь для того, чтобы налить воды в тонкий длинный стакан. С того же самого многострадального прозрачного кувшина.
Эдвард проглатывает круглое спасительное колесо, не слишком разбираясь, что именно я ему даю. Не проверяет, не ощупывает таблетку пальцами на предмет двух характерных зазубринок на боку. Выпивает и все. Не думает.
Я присаживаюсь рядом — не на диван, на пол. Прямо перед мужем.
— У тебя начался приступ? — тревожно спрашиваю, подтянув поближе друг к другу края его халата. Немудрено, что холодно. За окном двенадцать градусов, а отопление мы включить просто не успели.
— В глазах потемнело, — отзывается Эдвард, поджав губы. Его лицо белее той сметаны, на которой я жарила курицу, — я не знаю…
— Но голова болит? — не унимаюсь, забирая из подрагивающих пальцев наполовину полный стакан и отставляя его на пол. — Очень сильно?
Мужчина хмурится, все же поднимая голову на несколько секунд. Темные оливы, в которых виднеется мучение, переливаются от слез.
Вот и ответ…
В моей груди что-то отрывается и летит вниз. Разбивается на крохотные кусочки. Не собрать.
— Скоро пройдет, — утешаю тем, что могу сказать, аккуратным движением погладив его по плечу. — Боже мой, Эдвард… тебе нужно к врачу!
Он закрывает глаза, зажмуривается. Прозрачная дорожка течет по щеке.
Я не могу так на это смотреть. На него — дрожащего, отчаянного, измученного болью. Испуганного не меньше меня.
«Я подумал, что испугаю тебя больше, если упаду». Упадет! На плитку. На край душевой: об дверь, об умывальник! Господи…
— Секундочку, — шепотом прошу, вставая на ноги. В гостевой спальне, дверь которой не открывали, судя по химическому запаху средств уборки, уже давно, стаскиваю с кровати одеяло.
— Вот, — когда возвращаюсь к нему, так и не проронившему больше ни слова, говорю, — сейчас согреешься. Оно теплое.
Укутываю его как нужно, как могу. Поправляю края, укладываю их максимально близко, чтобы сохраняли тепло. И, наконец, сажусь рядом.
— Я с тобой, — повторяю снова, будто бы он и так этого не видит, — родной мой, любимый… я с тобой. Все закончится. Все будет хорошо.
Он неровно выдыхает — совсем неровно, поэтому в груди у меня все стынет. А потом, тихо простонав, все же поворачивает голову в мою сторону. Приникает к плечу. Аромат шампуня безбожно бьет по моему носу, мокрые волосы мочат блузку, холодят кожу. Но имеет ли все это значение?
— Эдвард… — без устали произношу шепотом его имя, не рискуя касаться волос и головы, но одаривая вниманием шею и плечи, — все. Уже проходит. Совсем скоро пройдет совсем.
Что же за день такой… дважды… дважды и через такие маленькие промежутки? Мой бедный… мой измученный, мой несчастный… как же я хочу, чтобы тебя побыстрее отпустило…
Я завтра обзвоню все клиники Атланты. Я найду тебе того доктора, который нужен, я обещаю. И хочешь ты того или нет, думаешь об этом или нет, на прием ты сходишь. Мы сходим, Эдвард. Вместе.
— Горит… — вторгаясь в мои мысли, замечает Каллен.
— У тебя температура? — автоматически, не подумав, прикладываю тыльную сторону ладони к его лбу. Он вздрагивает, но не дергается. Ему легче — уже хорошо. — Вроде нет…
Читать дальше