АlshBetta - Золотая рыбка [СИ]

Мне хотелось в это верить — вдохновляло. И поэтому я навсегда запомнила эти слова.

А еще прониклась к Аро симпатией… и больше на него не злилась, не осуждала. Вот поэтому он нас и принял — принял меня. Он хотел обезопасить меня, говорил Эдварду, что это непродуманный шаг, что он может сломать меня, потому что сам прошел через все это, все знал изнутри.

Он действительно хороший друг, Каллен прав. И его дружба заслуживает уважения. Я все поняла.

…Сейчас я сплю. Вернее, дремаю, потому что самолет скоро идет на посадку, и мы время от времени попадаем в воздушные ямы, встречающиеся на пути.

Я лежу на плече Эдварда, касаясь виском его щеки. Теплая гладковыбритая кожа и ненавязчивая туалетная вода, чем-то напоминающая его собственный аромат, меня расслабляет. Еще со вчерашней ночи перестаю думать о приеме в прежнем ключе, делая его всего лишь данностью нашего времяпровождения, и начинаю наслаждаться оставшимся уикендом. Было бы крайне глупо испортить его из-за выходки Алессандро. Он не заслуживает такой чести.

Эдвард, кажется, тоже не бодрствует. Он дышит размеренно и спокойно, чуть медленнее обычного, а его руки расслаблены и не держат мои так же ощутимо, как прежде.

Я тихонько усмехаюсь, легонько поцеловав его плечо. Не в рубашке и не в пиджаке, а в простой тенниске, пусть и от «Поло». Она темно-серого цвета, с ровным воротничком. Средней длины и потрясающего удобства. К тому же, отменно сидит.

Я помню, что в тот день, когда впервые увидела его в футболке, из-за слез не смогла разглядеть, кто передо мной. И чуть не уронила велосипед себе на голову…

Я называла его «Верблюд». Может, из-за оранжевого цвета алюминиевой рамы, а может быть и из-за того, что руль и сиденье смотрелись как два горба обозначенного млекопитающего, я уже не помню. Просто пришло такое слово на ум и закрепилось за моим велосипедом. Самый простой, еще складной, без переключения передач и амортизаторов сиденья. Недорогой и удобный. А главное — подходящий под мой рост, что встречалось не так часто.

Своим излюбленным местом катаний я всегда называла Гайд-парк. Красивые деревья, ровные асфальтированные дороги, живописные пейзажи вокруг — одно наслаждение. Только приезжать туда я любила уже после захода солнца, когда зажигались фонари и разбредались основные толпы прохожих, — тогда все дороги были полностью мои, а катание становилось еще более комфортным.

Восемнадцатого июня, во вторник, я как раз собиралась на велопрогулку, надевая свои черные шорты.

…Звонит телефон. Номер не определен, однако по коду является американским.

Я жду звонка от мамы, поехавшей в Нью-Йорк на ежегодный съезд любителей-садоводов, а потому все же отвечаю. И тут же жалею об этом, услышав по ту сторону бархатный баритон.

— Привет, Белла.

— Ты… — обвиняющим свистящим шепотом говорю я в трубку, прищурившись.

— Я, малыш, — соглашается Каллен на том конце, — я рад, что ты узнала меня.

— Лжецов узнаешь за километр, знаешь об этом?

— По-твоему я лжец? — Эдвард пытается изобразить удивление и праведное негодование моему обвинению, однако и сам знает, что это напрасно. Раскушу за миллисекунду.

— Ты подонок, вот кто, — кратко, зато емко заявляю, — я предупреждала тебя мне не звонить.

— Я не воспринимаю женские предупреждения всерьез. И тебе не советую.

Он меня злит. До того злит, что сводит скулы, а руки грозятся раздавить мобильник в кулаках.

— Чего ты хочешь?

— Встречи, — ничуть не смутившись, докладывает Эдвард, — с тобой. Нам было хорошо вместе.

— Чтобы с утра ты снова ушел? Найди-ка себе женщину в борделе.

На глазах закипают слезы. Я помню, как проснулась с утра после нашего первого свидания и второй встречи, когда посчитала, будто влюбилась в этого человека, и подумывала приготовить омлет нам на завтрак. Однако кровать оказалась пуста, вешалка с его пальто тоже, а на столе в кухне обнаружилась записка со словами: «Спасибо за вечер, мне пора». И сто долларов наличными. Одной бумажкой.

Он оценил меня как проститутку. Он заплатил мне за секс и пересоленный пирог, напоил меня вчера дорогим вином и без зазрения совести соблазнил, дав повестись на свое обаяние и красоту.

Но уехал. Уехал и больше не приезжал, даже не звонил…, а сейчас вот заявляется. Все так же — без какого-либо стеснения. Мне кажется, оно и вовсе в нем отсутствует. Прогнил насквозь.

— Я нашел себе женщину, Белла. Меня все устраивает.

— МЕНЯ НЕТ! — кричу я, потеряв всякое терпение. — И не смей мне больше звонить! Я заявлю в полицию!