Они вместе закончили школу, ни словом не обмолвившись о своих отношениях.
Они вместе закончили один университет, на двоих снимая элитную квартиру и предаваясь своему счастью за плотно задернутыми черными шторами.
Они начали свой бизнес. Вместе, как партнеры и лучшие друзья, — на радость отцам, которые посчитали тягу к гомосексуализму у детей подростковым бунтом.
Они выиграли один тендер — свой первый и, как потом говорили, довольно скромный, но самый большой за историю начинающих мальчишек.
Однако истинная радость жизни пришла куда позже больших денег, мишуры богатства и предрассудков процветающей компании. Только после смерти родителей, когда им обоим уже исполнилось под тридцать семь, Кай и Аро смогли связать себя узами брака без ущерба репутации своим семьям и самим себе.
Ларинготте-Вольтури прожили вместе, не разлучаясь больше, чем на неделю, двадцать четыре года с момента окончания школы. На следующей день после сорок второго дня рождения своего супруга Кай схлопотал инфаркт. Через месяц — еще один. А третий он уже не пережил…
Оставшийся вдовцом Аро глубоко и долго скорбел о любимом человеке. Он говорил, что жизнь утеряла всякие краски, а мир и вовсе обернулся к нему спиной. Деньги не могли исполнить самое заветное его желание, сколько бы их ни было. Тогда он, по собственным словам, и перестал их уважать. Бумажки, говорил. Простые чертовые бумажки.
Однако так просто этой истории не суждено было кончиться. Через полгода после смерти Кая Аро узнал о его измене. Первой и единственной за всю жизнь, в двадцать пять лет, после самой крупной их ссоры. Это была женщина, тоже итальянка — Афинодора. А ее сына звали Даниэль…
У Вольтури ушла в пятки душа, когда он впервые его увидел — такого же белокурого, с такой же формой лица, губами и… глазами. Серыми глазами, точно как у отца. На мать мальчик не был похож ничем, кроме кроткого характера и молчаливости.
Он был нежным, неискушенным и чувствительным. Заканчивал школу, играл со своей собакой, особенных друзей не имел и обожал звуки виолончели.
Но самое интересно, что Даниэль был похож на отца не только внешне. Он перенял ту направленность характера, от которой в свое время пришел его дед. Он не любил женщин…
Аро противостоял как мог. Ему казалось недостойным и отвратительным соблазнять ребенка, поправ память его отца и нарушив собственные принципы. Но он влюбился. Он видел в Даниэле Кая и ничего не мог с собой поделать. Этот мальчик занимал все его мысли, сводил его с ума.
И когда однажды Даниэль сам, проникнувшись откровенностью момента, вдруг поцеловав своего благодетеля, оплатившего ему университет и проживание в Риме, не удержался. Ответил.
С тех пор они были вместе. К сегодняшнему дню — уже пять лет (из них два с половиной года — женаты).
Разумеется, люди не совсем поняли и приняли такой выбор. Одни называли Аро извращенцем, другие никогда не посылали к нему на приемы своих детей, в особенности сыновей, а один из особо консервативных сеньоров даже добился закрытия построенных Вольтури школ в Африке, объясняя это тем, что таким образом тот пропагандирует гомосексуализм и педофилию.
Аро тяжело переживал такие вещи. Он признавался, что ему порой бывало настолько сложно, что хотелось наложить на себя руки.
Но его мальчик был с ним. Его мальчик поддерживал и вдохновлял его, любил ничуть не меньше, чем любил сам Аро.
И их общая трагедия, их отношения, которые не должны были существовать, выстояли. Они оба выстояли — благодаря друг другу. И вопреки высшему свету тоже.
Потому что были вместе…
Когда Эдварда рассказал мне эту историю в зале ожидания самолета, я была поражена. Четыре часа из общего времени полета я бодрствовала и обдумывала, переосмысливала ее, поражаясь смелости Вольтури и задумываясь о мотивах Даниэля. А потом, когда засыпала, в моих снах также тревожно пробегали их образы. И их разговоры…
Мы летели до Мехико из Рио больше девяти часов, поэтому времени на переваривание информации мне хватило. Эдвард помогал в размышлениях, отвечал на возникающие вопросы и высказывал свое мнение.
В конце концов я поняла, зачем он поведал мне эту историю. Ее мораль была такова, что даже принципиально разные, недопустимые к встрече и уж тем более отношениям люди могут их построить, если будут любить. И им не станет помехой ни общественное мнение, ни какие-то другие преграды.
Он имел в виду, мой ненавистник галстуков, что мы тоже справимся. Что мы любим, что мы вместе, а значит — справимся. Тем более не все у нас так ужасно, как видно в свете рассказанной истории. И не все так безнадежно.
Читать дальше