Дженни Хендрикс - Небеременная [litres]

А затем, практически одновременно, протестующие заметили лимузин. Их взгляды обратились на меня. Они столпились у края тротуара, скандирование стало громче и превратилось в гортанный рев. Лица противников абортов искажал гнев. Мужчина, ровесник моего папы, потряс кулаком и чуть было не застучал им по лимузину, притормозившему для того, чтобы свернуть на подъездную дорожку; из его рта летела слюна, заляпывающая пыльное окно. Протестующие окружили нас, а потом подобрались так близко, как только могли, оставаясь в рамках закона. Загораживать нам путь они не имели права, но кричать – сколько угодно.

Они не пытались помочь мне. Они не молились. Они ненавидели. И хотя они не видели меня, я закрыла уши руками и сжалась в комок, ощущая их крики как удары.

Лимузин остановился. Боб постарался поставить машину как можно дальше от тротуара, под одним из зеленых раскидистых деревьев. Он сидел, глядя прямо перед собой, и ждал. Я медленно распрямилась и увидела, что руки у меня немного дрожат. До лимузина все еще доносились крики протестующих.

Я посмотрела в окно, пытаясь определить, где находится вход в здание. От двери меня отделяло немало метров асфальта. Но протестующим вход сюда был запрещен. Все, что они могли, так это выблевывать устрашающие, порочащие меня лозунги. Я, придав себе решимости, потянулась к ручке дверцы, и тут…

– О нет. – Ко мне вдруг пришло понимание того, насколько ужасно мое положение. В зеркале заднего вида глаза Боба встретились с моими.

– С тобой все хорошо? – спросил он.

Рядом не было сопровождающего. Никто не заберет меня после операции и не отвезет домой. Да, я продела немалый путь, но без Бейли мне дадут от ворот поворот. Я в смущении покачала головой.

– Э, нужно, чтобы кто-то пошел со мной. Они должны знать, что меня есть кому потом подвезти, а моя подруга… – Мое лицо горело. – А вы никак не можете сопровождать меня? – Мой голос звучал жалко даже для моих собственных ушей, и я умирала со стыда, ожидая ответа шофера. Боб годился мне в дедушки. Он не мог одобрять мое поведение. Боб в раздумье потер поросшие щетиной щеки. И по тому, как он начал складывать губы, я поняла, что сейчас он скажет «нет». Я изо всех сил старалась не заплакать. – Пожалуйста, – прошептала я.

Он немного поерзал на своем сиденье и вздохнул:

– С тебя семьдесят пять за час. – Я пересчитала оставшиеся у меня деньги и удостоверилась в том, что их хватит на то, чтобы заплатить Бобу, а также за аборт и за автобус домой. И кивнула.

– О’кей.

Боб вышел из лимузина и направился к дверце, рядом с которой я сидела. Открыв ее, он подождал, когда я выйду, словно мы с ним заявились на школьный бал. Сердце у меня колотилось. Я ступила на залитую рассеянным солнечным светом стоянку. Сухой воздух высушил мою влажную от пота кожу. Я отчаянно мечтала о глотке воды. Протестующие замолкли при виде меня, ошеломленные моим видом.

Услышав щелчок телефонной камеры, я вздрогнула. Кто-то сфотографировал меня. И прежде чем я успела как-то прореагировать, Боб бросился ко мне и встал так, что они больше не могли меня видеть. Я слегка растаяла от благодарности. Но протестующие, лишенные возможности лицезреть свою добычу, снова начали выкрикивать клеймящие меня позором лозунги. Я вся скукожилась от этой новой атаки, но Боб крепко взял меня за руку и быстро потащил за собой. Дверь стала куда ближе. Уже были видны аккуратные буквы названия клиники под маленьким, очевидно пуленепробиваемым, матовым окном. Мы почти добрались до входа.

Неожиданно один из протестующих отсоединился от толпы и побежал через стоянку, желая заслонить нам путь. Я подавила испуганный вскрик, а Боб тем временем толкнул меня в сторону с тем, чтобы у него была возможность предотвратить нападение. Но протестующий продолжал приближаться к нам.

– Малышка!

Малышка? Я пригляделась к его фигуре, и меня охватил приступ гнева.

Кевин.

– Ты меня не остановишь. – Взяв Боба за руку, я пошла дальше. Кевин снова бросился вперед, чтобы преградить нам дорогу. Протестующие вдруг замолкли, поняв всю драматичность момента.

– Я и не хочу останавливать тебя, – сказал Кевин. – Я знаю, что словами ничего не исправить, но не надо от меня убегать.

– Мне нужно идти. До свидания, Кевин. – И я пошла вперед, на этот раз не держа Боба за руку. Тот пробормотал, как я предположила, какое-то испанское проклятие и догнал меня. Мы вошли в густую тень от козырька над входом. От резкой перемены температуры я пришла в себя и немного расслабилась. И потянулась к ручке входной двери.