Андрей Геласимов - Жажда. Фокс Малдер похож на свинью

— Все мальчишки курят?

— Не все, но почти все.

— Вам еще рано.

— Перестань, — он тихо засмеялся. — Директрисе скажешь про нас?

— А у тебя сигареты есть?

— Не с собой. Оставил в пальто. А чего мы шепчемся? Там в зале такой рев.

В этот момент я узнал его голос. Это был Антон. Я вообще легко узнаю голоса. Даже по телефону или по радио. Если они не шепчут, конечно, а говорят. Это был точно Антон. Никаких сомнений.

— Ты уверен, что сюда никто не войдет?

Этот голос тоже показался знакомым.

— Сюда ходят во время занятий. Когда из класса выгоняют или на урок опоздал.

— Ты часто здесь сидишь?

Несомненно, знакомый голос. Такое чувство, как будто слышал его только что. Буквально минуту назад.

— Бывает, что часто. Зависит от учителей.

— Горбунов, значит, позавчера тоже сюда пошел?

Я изо всех сил вслушивался в ее голос и все никак не мог вспомнить, кому он принадлежит.

— Наверное. Я же говорю, мы все сюда ходим.

— А девочки?

— Какие девочки?

— Девочки из вашего класса?

В этот момент мне показалось, что я узнал ее голос. Но такого просто не могло быть. Не должно было быть, это уж точно.

— Девочки тоже иногда приходят.

— И что они делают?

Это был ее голос. Голос Лидии Тимофеевны. Учительницы истории из параллельного класса. Я даже перестал дышать от удивления.

— Разные вещи. Курят иногда вместе с нами.

— А еще что?

Он на секунду замолчал.

— По-разному бывает.

Голос у него изменился.

— А вот так они умеют?

Целую минуту надо мной стояла полная тишина. Как будто они исчезли. Испарились. Растаяли в воздухе.

— Умеют? — наконец сказала она.

Голос дрожит, как будто задыхается.

— Нет, так не умеют.

— А вот так?

Я жду еще несколько секунд, и вдруг с диким грохотом открывается дверь.

— Кто здесь опять курит?

Это была Екатерина Михайловна. Голос ее оборвался, и тут же в кладовке загорелся свет.

Минуту они молчали, как на похоронах.

Екатерина заговорила первая:

— Выйди вон.

Я услышал, как надо мной зашевелились, но потом все стихло.

— Выйди вон!

Теперь она заорала как бешеная:

— Пошел вон, я сказала!

Антон спрыгнул с матов, и дверь за ним закрылась.

Они молчали еще, может быть, минут пять. На этот раз первой отважилась заговорить Лидия:

— Екатерина Михайловна…

— Я тебе не позволю устроить в школе публичный дом!

— Екатерина Михайловна…

— Я тебе не позволю!

— Я вам все объясню…

— У себя в институте можешь заниматься проституцией!

— Екатерина Михайловна…

— Шлюха!

Я услышал, как Лидия спустилась на пол, и тут же раздался резкий звук пощечины.

Как будто убили комара. Только гораздо звонче. Очень большого комара.

— Пошла вон отсюда!

Дверь за Лидией закрылась, и мы с Екатериной остались в кладовке одни. Она возле шкафа, а я — под матами. У меня влажный окурок в руке.

— Шлюха, — повторила она, но уже намного спокойнее. — Настоящая шлюха.

Через мгновение свет погас, и я услышал, как Екатерина хлопнула дверью.

Надо было скорей выбираться из моей норы. Марина могла войти в любую минуту.

Я осторожно высунул голову из-под матов, чтобы убедиться, что в кладовке действительно пусто. Помимо дыма от моей сигареты в воздухе отчетливо слышался запах духов.

Я на цыпочках приблизился к двери и тихонько потянул за ручку. Дверь не поддалась. Я дернул сильнее — все равно бесполезно. Я потряс ее изо всех сил и в отчаянии опустился на пол. Екатерина закрыла дверь на ключ. Старая идиотка.

Окурок высох минут через двадцать. Пришлось засунуть его в нагрудный карман. Иначе вообще не дождался бы никогда.

Советские сигареты постоянно приходилось сушить либо на батарее, либо в кармане рубахи. Тогда они начинали шуршать при раскатывании между пальцами, и «бревна» можно было выуживать с меньшим трудом. Без этой предварительной процедуры сигареты в руках мялись, как пластилин, и время от времени гасли, с какой бы силой ты их ни раскуривал.

«Давай, давай, — смеялись пацаны в мужском туалете. — Губы толстые, сейчас раскуришь».

Когда огонь доходил до «бревна», оно выворачивалось наружу и торчало под самым немыслимым углом, потрескивая и воняя, пока наконец не сгорало или пока ты не выбрасывал полупогасшую сигарету.

Самым забойным брендом была «Ява». За ней все гонялись и хвастались, что смогли достать блок или два. Сигареты вообще покупались всегда блоком. Иначе в следующий раз ты мог их просто-напросто не найти. Мне лично «Ява» нравилась за то, что она была короче и толще других. Это внушало доверие.