А тут подходим мы с Генкой, и Генка бьет его по лицу.
— Дураки вы, — сказала Марина. — С милицией драться.
— Не надо зеленкой, — сказал Генка. — Будет щипать.
— Вы же в Чечне воевали. А теперь зеленки боитесь. Подожди, не верти головой. Я тут вот сейчас помажу.
— Не надо зеленкой. Я же говорю — я ее не люблю.
— А кто любит? Знаешь, как у меня от нее дети визжат. Вас что, заставляли с милицией драться?
Но мы с ними и не дрались. Просто этот маленький мент сказал, что с моей рожей не по вокзалам ездить, а дома сидеть. Чтобы пассажиры не пугались. И Серегину фотокарточку у нас забрал. Тем более что у Генки паспорта с собой не было. Милиционер этот, в принципе, насчет моего лица просто пошутил.
Только Генка его юмора совсем не понял.
Но зато мы капитана нашли.
— Какого еще капитана? — сказала Марина, когда убирала со стола все медикаменты.
— Нашего. С которым мы ехали в бэтээре. После того как граната в броню попала, он на блокпост побежал. За пацанами. У него ноги были целые. Если бы не он, нас бы возле этого бэтээра снайперы положили. Все бы и остались там.
Марина вдруг застыла посреди кухни с чайником в руке и посмотрела на Генку. Потом она посмотрела на меня. Потом снова на Генку.
— Что? — сказал он. — Зеленкой мазать больше не дам.
— Как же это так? — сказала она. — Вы ведь совсем мальчики.
— Ну там с крыш тоже не девочки стреляют. Хотя иногда бывают и девочки… Мы однажды зачищали квартал, и я там на чердаке в одной школе…
Я сильно толкнул Генку ногой под столом. Он замолчал и уставился на меня.
— И что? — сказала Марина, наливая чай. — Что произошло в той школе?
— Ничего, — сказал он. — Не могли бы вы мне вот тут еще зеленкой помазать? Кажется, мы одну ссадину пропустили. А я пока насчет капитана вам расскажу.
Когда вошел отец, одной рукой она прижимала Генкину голову к своей груди, другой махала над ним в воздухе и при этом еще дула ему на лоб.
— Здравствуйте, — сказал отец. — Что это у вас тут такое интересное происходит?
— Привет, — сказал я. — Марина нас лечит.
— Лечит? — Лицо у него стало еще больше чужим. — А дети где?
Марина отпустила Генкину голову.
— Сейчас я их приведу.
— Здрасьте, — сказал Генка, потирая лоб.
— Что здесь произошло?
Он опустил свой «дипломат» на пол.
— Может быть, ты сначала разденешься? — сказала Марина.
Голос у нее тоже вдруг изменился.
— Константин, я жду объяснений. Константин, ты слышишь меня? Костя! — сказал отец.
Я его слышал. Точно так же хорошо, как тогда в машине. Ревнивая дура, сказал он ей. Ревнивая дура. Кому ты нужна со своей ревностью? Сидишь, как синий чулок, когда вокруг все веселятся. А мать смотрела на него и молчала. Хотя она тоже слышала его хорошо. Только подбородок начал подрагивать.
— Ты меня слышишь, Костя?
— Я тебя слышу. Не надо на меня орать.
— Что? Что ты сказал?
— Я сказал тебе, чтобы ты заткнулся.
Марина резко повернулась ко мне и схватила меня за руку.
— Костя, подожди!
— Нет, нет, Марина, отойди от него! Что ты сказал мне, сын?
— Я тебе не сын. Твоего сына убили в Грозном, когда сгорел наш бэтээр. Я другой человек. Тот пацан, который боялся тебя, остался в том бэтээре.
— Подождите, вы оба! — Марина бросалась то к нему, то ко мне. — Николай! Просто ребята подрались с милицией. У них отобрали фотографию того мальчика, которого они ищут. Как его зовут? Я не помню! А потом их выручил тот капитан. Помнишь? Костя рассказывал, что он с ними в Грозном вместе ехал в тот день, когда все случилось. Он работает в милиции на вокзале. Там увидел ребят, но их милиционеры уже побили. И еще он им обещал помочь найти этого мальчика. Я не помню, как его зовут!
— Сергей, — сказал Генка. — Мальчика зовут Сергей. Только он давно уже не мальчик.
— Да? — сказал отец. — Что же вы мне сразу не рассказали?
— Ты не слушал, — сказал я. — Поехали, Генка.
— А ты не останешься с нами? — сказала Марина.
— Нет, — сказал я.
В Подольск Генка везти меня не захотел. Сказал — у меня переночуешь. Теща уехала к родственникам в Рязань.
— Лучше бы она совсем туда отвалила.
— Проблемы?
Он не ответил, но по его лицу я понял, что да. Я представил себе его жену: ссутулил ее, дорисовал морщин, сделал пожиже волосы, надел на нее домашний халат и посмотрел на то, что получилось. Потом нарисовал рядом Генку. Каким он будет через тридцать лет. Потом Пашку, потом Марину, потом себя. Мы все были маленькие и поместились в правом нижнем углу листа. Остальное поле осталось чистым. Я чувствовал, что там что-то есть, но прикасаться к этому пока не решился.
Читать дальше