Дон Делилло - Весы

– Да иди ты на хуй, Бренда.

– И вас туда же, мистер Руби.

– Я всего лишь владелец этого заведения, поэтому должен тут сидеть.

– Совершенно верно.

– Мне приходится прислушиваться.

– Делать им больше нечего, только доставать Джека. Ведь Джек у нас главный проныра и ловкач.

– Дай «клинекс», – попросил Джек.

– Я хочу договорить, раз уж начала. Ты вечно думаешь о чем-то своем. Тебя волнует только то, что говоришь ты сам. Ты никого не слушаешь.

– Ты не знаешь, как глубоко под меня копают.

– Потому здесь и стоит крик целый вечер.

– У меня есть только мои собаки.

– С которыми ты очень любезен.

– Ты бы знала, как я жил, Бренда, я до сих пор не могу избавиться от этого. Моя мать тридцать лет своей жизни – клянусь господом богом, истинная правда! – уверяла всех, что у нее в горле застряла рыбья кость. Мы постоянно ее выслушивали. Доктора годами выискивали эту кость своими инструментами. Наконец ей сделали операцию. И в горле у нее не оказалось ничего, совершенно ничего. Она вернулась домой из больницы – и снова рыбья кость.

– Она всего лишь женщина и мать.

– Ей-богу, тридцать лет, мои братья и сестры – побоку. И это еще не худшее. Просто хочу показать тебе картину в целом. Отец был горьким пьяницей. Но мне уже все равно, что они сделали друг с другом или со мной. Я не из тех, кто держит в себе злость. Я только люблю и уважаю этих людей, ведь они страдали в этом мире. Так что не обращай внимания, мне все равно, уходи.

– Почему ты так и не женился, Джек?

– Я в душе неряха.

– Ты же следишь за собой, хорошо одет и ухожен.

– В душе, Бренда. Там царит жуткий хаос.

Было слышно, как конферансье рассказывает анекдоты на сцене. Джек придвинулся к радио ближе и послушал еще.

– Люблю патриотическое чувство, которое просыпается у меня от этих передач. Я на сто процентов за нашу страну. Чему еще мне верить? Мой собственный голос иногда звучит жутковато. Я не могу управлять внутренним голосом. На меня давят со страшной силой.

– На всех давят. На нас тоже давят. Мы работаем на тебя семь дней в неделю.

– Я почти вышел из этого, в общепринятом смысле.

– Может, тебе жениться на твоей Наезднице Рэнди? Она тебе жизнь наладит.

– Она известная шлюшка в Новом Орлеане, но ничего извращенного делать не станет.

Из-за угла кто-то крикнул. Посетитель к Джеку. Он коснулся плеча Бренды и вышел из комнаты. Шесть шагов до его кабинета, где на диване сидел Джек Карлински с одной из собак.

– Это моя такса Шеба, – сказал Джек Руби. – Слезай, детка.

Джеку Карлински, советнику по инвестициям, было за пятьдесят, он не имел ни кабинета, ни служебного телефона, ни работников, ни клиентов. Над садом его двадцатикомнатного особняка под Далласом противотуманный прожектор Береговой охраны мелькал ночи напролет.

– Я хочу знать, слышал ли ты.

– Успокойся, Джек. Потому я и пришел. Обсудить сроки.

– Есть люди, которые замолвят за меня слово по давней дружбе. Я говорю по телефону с Тони Асторино.

– Я знаю, что у тебя есть связи, – сказал Карлински. – Но здесь дело не в том, что такой-то связан с таким-то.

– А что Куба, уже ничего?

– Я отлично понимаю, что ты ездил туда для некоторых людей.

– Это когда о Кубе только и писали в газетах.

– Ты и для Бюро кое-что делал, – произнес Карлински.

– Где это? Я не ослышался?

– Перестань. Ты добровольно предложил свои услуги ФБР в марте 1959. Они завели досье.

– Джек, ты знаешь то же, что и я.

– Возможный информатор. Немного рассказал тут, немного – там.

– Для собственной безопасности, на случай, если против меня что-то имеется, чтоб я мог сказать – смотрите.

– Джек, лично для меня это неважно. Я ценю, что ты известен и в Новом Орлеане, и в Далласе. Ты в Далласе знаменитость.

– У меня есть связи еще с прежнего Чикаго, ими я горжусь больше всего в жизни. Ньюберри-стрит, Морган-стрит, ручные тележки, наши ребята.

– Мы все любим рассказы о старом Чикаго. Думаешь, я сам здесь родился? Никто в Далласе не родился, все мы несем в себе часть старого Чикаго, уличной жизни, лихих деньков. Но сейчас мы говорим о весьма значительной ссуде, и мальчики, естественно, кому попало свои деньги не отдадут.

Джек покопался в ящиках стола.

– Вот смотри, у меня тут залоги в счет уплаты налогов, отказы от компромиссных предложений. Все подряд хотят вытрясти из меня налоги. Меня убивают, Джек. У них на меня досье вот такой толщины. И я бегаю как заведенный, только чтобы выплачивать по чуть-чуть. Две сотни долларов, две с половиной сотни. Другими словами, даю им понять, что мне не все равно. Но это как мальчик на побегушках. Я должен сорок четыре тысячи долларов одному только Налоговому управлению США еще этот профсоюз, который требует, чтобы я сократил часы работы девочкам, потом эти конкуренты по соседству, они убивают меня своими любительскими шоу, и ко всему прочему эта девица из Нового Орлеана, из-за которой меня прикроют, потому что она срывает с себя трусы.