Дон Делилло - Весы

– Ты кое-что обязательно должен узнать, – сказала она.

– Скорее всего, я и так знаю.

– Нет, об этом не знаешь.

Он сел на виниловый диванчик, который, по мнению Ферри, распространяет раковую заразу, неторопливо вытряхнул сигарету из пачки и закурил. Зажигалка «Зиппо», которую он пронес через всю войну, до сих пор исправно работала, выбрасывая шипящий язычок пламени.

– Насчет этого Леона этажом выше, как бишь его, который работает в свободной комнате.

– Освальд.

– Я поднялась туда после обеда, искала папки – они словно встали и ушли. В кабинете никого не было. Только стопки рекламных листовок на столе. Знаешь, что в них? «Руки прочь от Кубы». «Справедливость для Кубы». Эта прокастровская пропаганда лежит на столе прямо у нас над головой.

Гай Банистер повертел сигарету в руке.

– Ну и что дальше? – В его глазах светилась усмешка.

– Я не шучу, Гай. В этом кабинетике лежит подрывное чтиво.

– Ты, главное, проследи, чтобы эта рекламка не встала и не пришла сюда. Я не хочу, чтобы она оказалась здесь. У него своя работа, у нас своя. Все ради одного и того же.

– То есть ты об этом знал.

– Мы просто посмотрим, как оно подействует.

– Так что же ты знаешь о нем!

– Лично я – не то чтобы много. В основном он работает с Ферри. Ферри поручился за него. Это проект Дэвида Ферри.

– Хотела бы я знать, к чему это, – сказала Дельфина.

Банистер улыбнулся и встал. Ткнул сигарету в пепельницу. Затем подошел к Дельфине сзади и принялся массировать плечи и шею. На столе лежал недавний выпуск «В цель», бюллетеня «Минитменов». Его внимание привлекла фраза, напечатанная курсивом: «Даже сейчас ваша шея находится в перекрестье оптического прицела». Что-то витает в воздухе. Некая сила, которую разные люди ощущают в один и тот же исторический момент. Ее можно почувствовать кожей, кончиками пальцев.

– Что насчет парня, который звонил сегодня утром? – спросила Дельфина. – Он будто бы говорил издалека – во всех смыслах.

– Ты выслала ему пятьдесят долларов?

– Все, как ты сказал.

– Это один из людей Мэкки. Мне он не знаком. Я сказал ему, как связаться с Ти-Джеем.

Она прикоснулась к волосам, глядя в дымчатое стекло входной двери.

– Увижусь ли я с моим агентом сегодня вечером?

Он потянулся за сигаретой через ее плечо.

– Прежде чем уйдешь, заведи папку, – сказал он. – «Справедливость для Кубы». Пусть она будет в славной розовой обложке.

– И что туда класть?

– Дельфина, главное – завести папку, а наполнить ее содержимым – дело времени. Материал будет: заметки, списки, фотографии, слухи. Мелочи и сплетни, которые молчат, пока кто-то не начинает их собирать. Все они ждут, когда ты заведешь папку.

Этим холодным утром Уэйн Элко, безработный чистильщик бассейнов, сидел на длинной скамье в зале ожидания вокзала Юнион в Денвере.

Ему пришло в голову, что уже бог знает сколько времени он постоянно то уезжает, то приезжает. Никогда не сидит на месте – да и нет для него места. Он ни здесь, ни там. Прямо философский вопрос.

Рядом на скамейке лежал рюкзак цвета хаки и допотопная хозяйственная сумка из какого-то супермаркета «Эй-энд-Пи» на Побережье. Вся материальная составляющая его жизни умещалась в этих двух старых торбах.

Он был человеком «рисковым». Это словцо с настоящего фронтира, ему уже сто лет. За двадцать долларов он мог подкрутить вам одометр на двадцать тысяч миль. Дело пятнадцати минут. А за сотню долларов – установить пластиковую бомбу и отправить машину в автомобильный рай, если того требовала ваша страховка. Правда, это он мог сделать и бесплатно. Из чистого научного интереса.

Свет раннего утра проникал сквозь высокие арочные окна. Скамейки были длиной тридцать футов, с высокими, хорошо отполированными закругленными спинками. На потолке висели гигантские люстры. В зале никого, за исключением двух-трех вокзальных завсегдатаев, двух-трех призрачных людей, которых он встречал на каждой остановке, людей, живущих в стенах, будто ящерицы. Тишина, арочные окна, деревянные скамейки и люстры – похоже на церковь, думал он: туда приезжаешь на поездах, из грохота и пара ныряешь в высокое пустое пространство, где можно размышлять о самом сокровенном.

Он проспал на скамейке десять минут, когда полицейский треснул его дубинкой по задранному колену. Звук был такой, будто стукнули полую деревяшку. Добро пожаловать в Скалистые горы.

Уэйн поднялся, собрал вещи, перешел через дорогу и тут же заснул на бетонной погрузочной платформе товарного склада. Теперь его разбудили грузовики. Он миновал район со складскими холодильниками, где на мощеных булыжником улицах пересекались старые двухколейные рельсы. На углу Двадцатой и Блейка человек мыл шваброй мусоровоз. За колючей проволокой стояла сотня разбитых автомобилей, и на каждый квадратный фут приходилась тысяча осколков стекла. Денверский район битого стекла. На углу Двадцатой и Лаример ему попалось несколько мужчин с нетвердой походкой. Ранние пташки-алкоголики на прогулке. «Баптистская Миссия». «Денежные ссуды». Парень в остроконечной шляпе – индеец или мексиканец, а может, полукровка, кто его разберет, – спускался вниз по улице и бормотал проклятия на каком-то придуманном языке. Напомнил Уэйну людей из Эвеглейдз и с Безымянного острова, когда он тренировался с бригадой «Интерпена». [8]Всех этих парней, сражавшихся за Кастро и перешедших на другую сторону. Мрачная ярость на лицах. Фидель предал революцию.