Ксения Букша - Чуров и Чурбанов [litres]

Потом в их бокс, и так тесный и душный, вкатили ещё одну койку и оставили в проходе аккурат между Чурбановым и Чуровым, так что теперь места в боксе не было совсем. На койке лежал пацан лет пяти, белобрысый и тощий. Вместе с ним вселилась бабушка. Она долго кряхтела, подстилая себе газетку под койкой внука. Чурбанов, оценив обстановку, предложил бабке сыграть в подкидного. Бабка от картишек отказалась, но предложила Чурбанову развлечь внука, пока она сбегает в магазин:

– В больницу его всё время кладут, потому что порок сердца. Поэтому чуть только чихнет, его сразу в больницу. Вот я с ним и лежу везде, а мне-то еды не полагается!

Порывшись в недрах своего грязного и драного пуховика, Чурбанов извлёк на свет карты. Карты у Чурбанова были засаленные, пахли куревом (валялись под подкладкой, вперемешку с табаком, который высыпался туда из окурков, подбираемых Чурбановым; у Чурбанова карманы вечно были набиты окурками, жвачками и леденцами). С картами он подсел к мелкому и спросил:

– Тебя как зовут? Хочешь, в дурачка научу?

– Федя. А я и так умею, – пропищал мелкий. – Я во всё умею играть: и в подкидного, и в переводного.

– Круто! – сказал Чурбанов и процитировал из рекламы: «Какой ты умный, это что-то!» – Тогда я тебя научу в покер, – он оглянулся в поисках третьего, но бабушка ушла за едой в магазин. – Чуров, не спишь? Будешь с нами в покер?

– Я не умею.

– Не умеешь, научим.

– Ладно, – Чуров сполз, подзавернувшись в одеяло, и они втроём водворились в месиве хлама на чурбановской койке, где-то между джинсами и заплесневелым огрызком.

Чурбанов наскоро объяснил правила, но это ему быстро надоело.

– Начинаем, – объявил он.

Они начали играть. Ангелочек Федя соображал как чёрт. Чуров плавился и вздрагивал, игра казалась ему сплошным сумбуром, он то показывал карты, то вообще терял нить сюжета, – стрит? опять, что ли? Чуров проигрывал, и тут под конец выяснилось, что играли на деньги. Денег у Чурова сроду не водилось.

– Ладно, прощаю, – сказал Чурбанов. – Федя, ты супер-способный… Иди-ка к себе на кровать, а то описаешься тут у меня.

Чуров закрыл глаза и стал медленно проваливаться в дремоту. Сначала перед глазами плясало только яркое месиво из красно-жёлтых ниток. Потом стал вывязываться красный узор – повторяющийся, одинаковый, бестолковый: островерхие пики сменялись маленькими пузырьками, затем следовал ровный спад, снова пик и снова пузырёк. Как будто кто-то лил тонкой струёй клюквенное варенье, и получалась ровная тонкая красная дорожка – пик, спад, снова пик, пузырёк.

Сверкала по трубочке серебристая жидкость со стеклянной высоты. Под койкой ярко-чёрные резиновые ботинки Чурбанова стояли носами друг к другу.

Чурбанов зашёлся кашлем, перекатился на другой бок и чётким жестом в зеленоватом полумраке палаты натянул на голову простыню. Он был весь мокрый. От матраса пахло сыростью, землёй. «Наверное, предыдущего больного похоронили», – подумал Чурбанов. Такие мысли приходили ему в голову без особых эмоций. «Лампа блядская из коридора, как бы её выключить».

Врач заглянул в палату. Чуров лежал, прикрыв глаза. Чурбанов плевался жёваной бумагой в стенку, пытаясь попасть в пятно облупившейся краски.

– А где бабушка? – спросил врач у Феди.

– Пошла за едой, – пропищал юный картёжник.

– Ясно… А с тобой, – врач подсел к Чурбанову, – я должен поговорить. Я знаю, что ты ждёшь четверга. Но прости. Пока не получается. Рентген не очень, надо менять антибиотик.

– Чи-во-о? – Чурбанов не поверил ушам.

– Ничиво. Придётся ещё полежать, вот чиво.

– Нет! Я не собираюсь тут торчать! И сколько?!

– Ну… Неделю как минимум. Скорее, две. Ну, прости, но пойми, мы не можем тебя выписать так. И мать не подпишет согласие, ты ещё не вылечился.

– Да при чём тут мать?! Я так уйду.

– Сдохнуть хочешь?

– Ну чё сразу сдохнуть-то, – пробурчал Чурбанов.

Всё рушилось. Ему хотелось орать. Ещё две недели. Бля!.. Он с ума здесь сойдёт. Чурбанов закрыл за собой дверь туалета, посмотрелся в зеркало, запустил пальцы за щёки и скорчил рожу. Две недели, и никуда отсюда не деться. И правда, проще сдохнуть.

Вдруг Чурбанов подумал… Вернее, нельзя сказать, что прямо «подумал», слишком уж быстро это произошло. В общем, Чурбанов подошёл к наружной двери бокса. Во все боксы есть вход снаружи. А там пандус. И по идее эти двери открываются.

Чурбанов подёргал. Дверь немного подалась. Посыпалась краска. Лет пять не открывали.