Ксения Букша - Чуров и Чурбанов [litres]

– Папа, ты уходить собираешься? – затревожилась Вика. – С мамой всё будет хорошо? Им в больницу не надо?

Чуров остановился, держа в руках бумажник. Шеф встал и процокал когтями поближе к Чурову. Сел рядом. Чуров вгляделся в темноту, где на диване лежали Байя с новорождённой. Посветил фонариком. Обе спали. Байя ровно дышала. Малышка мелко посасывала во сне.

– Я вызвал скорую, – сказал Чуров. – Но вряд ли они доберутся раньше утра.

– А ты на дежурство? Ты скоро приедешь?

– М-м, – сказал Чуров.

Он не знал, что ответить. Его посетило странное чувство, вернее, не посетило, а незаметно нахлынуло, охватило целиком. То самое чувство, хорошо знакомое ему, которое он впервые испытал, когда стоял в маленькой комнатке этажом ниже, глядя на Байю и шестимесячную Вику. Как и тогда, он уже почти знал, что случится, уже почти понял, ухватил смысл происходящего, но догадка ещё не вошла в него. Вот и теперь Чуров, уже опытный, удерживал свою догадку на периферии взгляда, в слепом пятне, и не давал ей проникнуть и стать видимой. Вместо этого он снова стоял и нерешительно смотрел в полутьме то на Вику, то на Байю и новую девочку.

Шеф под ногами тявкнул, завертелся, коротко заскулил. Чуров присел.

– Хорошая собака, – он стал гладить Шефа, тот ласкался, лез на Чурова лапами и почему-то всё поскуливал. – Да ты моя умница…

Температура упала за ночь на двадцать градусов. Серые обрывки гирлянд свисали там и сям с ёлок, карнизов и фонарей. Кое-где не удалось восстановить и освещение. Троллейбусы не ходили. Светофоры не работали. Машин на улицах почти не было. Пешеходов не было совсем. Неву замело по края. Снег казался фиолетовым и сухим как порох.

– Значит, так, – сказал главврач, пододвигая к Чурову бланк заявления об уходе по собственному желанию. – Вам всё равно скоро придётся уйти, вы сами уже себе подписали, когда согласились, что дежурство было ваше. И это будет суд, реальный срок, запрет на профессию. Вы можете уйти, можете остаться, дежурство уже было ваше, вы это понимаете. Просто я не хочу, чтобы мне говорили – он после этого у нас работал.

– Вы сами понимаете, что виновато не наше отделение, – сказал Чуров. – Виноват лечащий врач, который проморгал ревмокардит, – он сделал паузу, но главврач не возражал, только лампочка гудела с напряжением. – Вы же не поэтому меня увольняете.

– А неважно почему, – сказал главврач, задрав очи к потолку кабинета.

– М-м! – протянул Чуров, и прозвучало это так, как Чуров никогда не звучал: по-чурбановски, презрительно, окончательно. – Давайте заявление. Но учтите, я имею право проработать ещё две недели.

Чурбанов прибавил шагу. Как всегда, одет он был легко, даже без шарфа. Сильнейший мороз выбелил небо, укоротил дыхание, а снегу навалило выше колена. Но на проходной всё было спокойно, как в начале времён. Охранник скучал, кротко сложив руки на брюхе. В углу работал крошечный телевизор. Там мелькали серые пятна, слоились полоски. Чурбанов набрал Чурова. Гудки не шли, как будто здесь вообще не было сети.

Чурбанов перегнулся через барьер.

– Мне к Чурову.

– Проходите, – охранник даже не взглянул на него.

– А куда?

– Да вперёд, – сказал охранник, всё не отрываясь от светящейся мельтешни. – Вперёд, а там увидите.

Зайдя в ординаторскую, Чуров нашёл там свой остывший трёхдневный чай. На поверхности чая плавала плёнка. Рядом на столе валялись обломки сушек и фантики. Чуров осторожно, стараясь не шатать стол, присел и отпил немного из чашки.

Прибежала Елена Захаровна.

– Иван Александрович, вы зачем на три дежурства подряд поменялись?! Я всё понимаю, но девочку уже не вернуть, а у вас новорождённая дочка, шли бы вы домой, к чему это ненужное геройство.

Чуров глянул на неё и сказал:

– Почему только на три дня, Елена Захаровна? Я две недели здесь просижу. Только ничего не спрашивайте. Хотите вылечить всех, кто с пороками сердца неоперируемыми, ревмокардиты те же, запущенные артриты, артрогрипозы… Хотите быстрое и полное выздоровление, тащите всех сюда, только ничего не спрашивайте.

Елена Захаровна посмотрела в угол.

– Ну, я так и думала. Помогу вам.

– Спасибо, – сказал Чуров, тоже не глядя на неё.

– Товарищ-то ваш здесь?

– Минут через десять будет.

– Как придёт, так начнём. Шестую освобожу, где места больше, – она повернулась к двери.

– Елена Захаровна, – позвал Чуров, – а вы вот говорите, что нам поможете… а вы… м-м… потом, ну, после всего, сможете тоже помочь, когда нужно будет уже… ну, вот, м-м-м… завязывать? Не боитесь?