Ксения Букша - Чуров и Чурбанов [litres]

– Годное место, – заценила Синицына. – Людное. Шестьдесят квадратов. Третий этаж, но это фигня…

Чурбанов договорил с партнёром по телефону (ещё одна затея – обмен снарягой между дайверами и сноубордистами, многим же интересно попробовать незнакомый экстрим) и огляделся.

– Да. Хорошее…

(…и тут мысль опять начала выпирать, увеличиваться в размерах, продолжая оставаться невидимой: Чурбанов старался не думать, но мысль не исчезала, а только качалась и перемещалась, и чем сильнее Чурбанов не-думал, тем сильнее слепое пятно чесалось и притягивало. Чурбанов зажмурил глаз – но и под веками оно маячило, как маленькая жгучая печать.)

– Да! – ещё раз огляделся он. – Что я там говорил?

– Ты сказал, что место хорошее, – донеслось из соседнего помещения. – Тут раздевалка. Смотри, как интересно. Вот если сделать тут помост…

Чурбанов встряхнулся и присоединился к Синицыной. Они обсудили детали. Синицына смотрела на Чурбанова как он был: высокий, слегка небритый, загорелый чувак в зелёной футболке с бессмысленной надписью, в джинсовых шортах и в сандалиях, и не хипстер, и не гопник, а так – человек. Потом они приобнялись и пошли искать владельца. Тот сидел двумя этажами ниже у себя в офисе.

– Ага, приняли решение, – оживился он. – Замечательно, я очень рад.

Они ещё немножко поговорили вместе, втроём, и потом Синицына и Чурбанов вышли наружу, а снаружи солнце зашло за лёгкую жаркую хмарь, но жара не ослабла, а, наоборот, сгустилась. Пыльные окна отражали белёсое небо.

Телефон снова зазвонил. Чурбанов сбросил. Отвечать не хотелось.

– Мы можем… – сказала Синицына. Телефон зазвонил снова.

– Хоть выключай, – сказал Чурбанов и посмотрел на номер. – Хм? – номер был незнакомый. – Алё?

– Здравствуйте, – послышался в трубке голос из совсем иного мира – медленный, вежливый, немолодой. – Вы меня простите, что я к вам обращаюсь, но вот я тут узнала, что… как это называется, – всё извинялся голос, – вы уж не обессудьте, я не очень сильна в терминологии, но мне сказали, что есть такая технология, при которой два человека, у которых сердце бьётся одновременно, в одинаковом ритме… – и что можно, так сказать, подобрать этот ритм и подсоединить к нему третьего человека, правильно?..

– Я вас внимательно слушаю, – сказал Чурбанов, глядя на Синицыну.

– Просто когда говорят, что надежды нет, то уже и за соломинку хватаешься, – голос в трубке рассмеялся. – Говорят, что вы как раз и есть такой человек, у которого есть… ну, такой другой человек… и что вы могли бы, если вдвоём… Я не для себя прошу, понимаете. Просто болеет моя… У меня есть…

– Послушайте, я не врач, – прервал Чурбанов поспешно, не желая слушать, кто у неё есть. – Я же – ну, это – не врач, я в этом вообще ничего не понимаю. Вы к врачу обратитесь.

– Врачи, да что врачи-то, – она всё посмеивалась, – врачи-то сразу сказали, что ничего не выйдет, понимаете, если бы я для себя просила… Ну ладно… Я так, в общем-то, и думала, на всякий случай позвонила… я так и думала, спасибо. До свидания. Всего вам наилучшего.

Отбой. Чурбанов убрал мобильник.

– А? – спросила Синицына. – Тебя прямо перекосило. С кем-нибудь перепутали, что ли?

– Да не то чтобы перепутали, – сказал Чурбанов. – Нет, вот как раз и не перепутали… У тебя такого не бывало – когда вот у тебя есть какой-нибудь, например, талант и способность, а ты не хочешь этим заниматься, у тебя своя жизнь, а тебе намекают, что – типа, ну, надо? И даже не то что намекают, а подводят к этому? Ну, мол, не зарывай в землю, и всё такое.

– О да! – с жаром закивала Синицына. – У меня с математикой было так. Всё, понимаешь, детство доставали со своими задачками, а я их решала, только чтобы отстали! Но когда уже потребовали, чтобы я в Политех поступала, вот тут-то я и сказала: нет, нет и нет. С лёгким сердцем.

– А они?

– Ну, поахали, посуетились и отстали в конце концов. Это моя жизнь! Моя единственная жизнь! – проговорила Синицына с пафосом и вдруг прыснула. – От интегралов у меня в голове мало что осталось. Разве что как мы рисовали на листе бумаги в клетку большое сердце, а потом заполняли его кирпичиками. Потом клеточки, которые остаются, можно было пересчитать, и это число… А вот что значило это число…

Чурбанов покрутил головой. Слепое пятно растворялось. Сквозь него виднелись контуры зеленоватых этажей, ржавая башенка с флюгером, пыльные окна, улица, пакет из-под чипсов рядом с переполненной урной; и неоновая надпись «Деньги сейчас», и очередь иностранных рабочих рядом с юридической конторой, и огромные кожаные листья тополей на весу, и белёсое небо, затянутое жаркой пеленой, и Синицына, её чёрно-золотые волосы, продолговатые, тёмные, полупрозрачные глаза, сиреневые ресницы, нежные мочки. Ничего не случится, уверился Чурбанов.