Ксения Букша - Чуров и Чурбанов [litres]

Чуров сосредоточенно кивнул.

– Она рассказывала немного. Какая у неё жизнь была трудная. Про войну, как они под бомбами шли.

Женщина усмехнулась.

– Она всем рассказывает. Думает – её за это пожалеют. Про войну… Война тогда со всеми сразу случилась. Но не все стали такими, как она.

– Какими?

– Бессердечными.

Чуров притаился.

– Лупила меня постоянно. За дырку на колготках лупасила меня до крови, и скалкой, и всем. Я врала ей, боялась страшно. За четвёрки лупила, за всё. Ни за что вообще могла. Лягу не так… она почему-то считала, что я на правом боку должна спать. А если на левый лягу, то всё. Разбудит и лупит. Каждый день заставляла полы драить. С мылом. Если хоть пылинку найдёт – есть не даст. Могла несколько дней вообще не кормить. В наказание. А за что? Да за что угодно. Соседи подкармливали. А в школе боялись её. У неё там дисциплина была – муха не пролетит. Она гордилась этим, знаете.

– И это – она? – Чуров показал на её ожоги.

Дочь географички покачала головой.

– Нет, это нет. Официальная версия – что мне три годика было, и я не слушалась, опрокинула кастрюлю, бульон на себя вылила. Не знаю, как это было, не помню. Потом только слышала всегда – уродина, жаба. Вы знаете, у меня груди нет, совсем нет. Там на месте груди вот это вот мясо, всё сожжено. Так и не выросла грудь. Семь операций мне сделали, пока взрослой не стала. Из кожи своей вырастаю, начинает давить, тянуть – операции.

Чуров сидел и кивал, как болванчик.

– А учителем стала я не потому, что мать учитель. Просто сначала в университет хотела, но побоялась, что не смогу, конкурс. Я же сама всё. Веры в себя никакой. Ну что же, и поступила в педагогический, ничего. Ну, почти не учили там, но я всё сама. Всё сама. Пошла в школу – там научилась. Историю преподавала, а потом географию стала тоже. И знаете – мне понравилось. Я люблю свою работу. Даже в этой вот школе сейчас дурацкой. У нас ребята совсем не тянут некоторые. А кто даже и русский не очень знают. Сейчас нас бумагами так завалили, сил никаких нет. Два журнала заполнять, обычный и электронный. Ну, вам это неинтересно… От бумаг продыха нет. Но я всё равно из школы не уйду. Всё равно работа любимая. Если я уйду, останется-то кто. На некоторые вещи я просто плюю. Главное – дети, вот эта составляющая. Творческая. Сколько её там остаётся, да мало.

Ну сколько ни остаётся, я всё равно буду это делать. У меня вот дома открытки от учеников – целая стена. Когда смотрю на них, понимаю – живу не зря. Вы тоже вроде свою работу любите, так?

– Так, – осторожно согласился Чуров.

– Да… Ну и вот я к вам-то вот зачем, – проговорила она неожиданно безлично и торопливо, вдруг пряча глаза. – Вот зачем к вам я-то… Ходят слухи, что в Россию ввезли нелегально эту вот технологию новую. Запрещённая у нас которая. При которой одно сердце с другим можно как бы запараллелить. Как она называется?

– Да, да, есть такая, – нехотя признал Чуров после небольшой паузы, не желая прямо упоминать название, но уже понимая, к чему она клонит. – Она не только у нас запрещена. Её пока практически нигде не сертифицировали. А где есть, ну… в экспериментальном ключе… там каждый конкретный случай отдельно рассматривают. Синхронных пар известно очень мало, и пока никто не собирается их активно искать.

– Активно искать не надо, – Валентинка-младшая потеребила ремень сумки и вдруг уставилась прямо на Чурова. – Вы же… у вас же… есть. Приятель ваш.

Этого Чуров не ожидал.

– Вот я и хотела спросить. Можно ли как-нибудь. Неофициально. Знаете. Мне квартира её ни к чему. Она у меня ни с чем хорошим… Ни с чем хорошим у меня это место не связано, и мы можем…

– Можем что? – Чуров всё не хотел понимать. – Квартиру продать?

– Да. И на эти деньги сердце, – сказала она и посмотрела на Чурова. – Её. С вашими. Запараллелить. Или как это?

– Синхронизировать, – неохотно вымолвил Чуров.

– Да-да, синхронизация, вот, точно, это самое слово. Вы можете мне помочь?

Чуров сосредоточенно помотал головой.

– Боюсь, что нет. Для этого, видите ли… Для этой помощи… Если бы даже я в действительности имел такого приятеля… Если бы, – подчеркнул Чуров. – А я даже не представляю, – Чуров уточнил, – могу только догадываться, какого приятеля вы имеете в виду. И если это – тот человек, о котором вы говорите, – аккуратно продолжал он, – то я очень давно вообще не виделся с ним, и даже если бы мог… то уж точно не согласился бы применить данную технологию. – Чуров пожал плечами, развёл руками. – Я, видите, врач, и я законопослушный человек, я уважаю закон. А технологию эту не хотят нигде распространять. И есть определённые резоны, по которым это не происходит. И это не только потому, что чиновники такие дураки, поверьте, не только поэтому, – высказался наконец Чуров.