Маша Трауб - Или я сейчас умру от счастья

Тина, услышав эту историю, расплакалась. Наверное, сыграли свою роль гормоны – в последнее время она стала плаксивой. Тина объявила Неле, что если та не выйдет замуж, то работой ее она точно обеспечит. В их компании нужны переводчики, особенно с таким уникальным набором языков.

Какой момент своей беременности Тина запомнила лучше всего?

Как она стоит на проселочной дороге между двумя городками, практически в чистом поле, и ожидает кортеж мэра. Как водитель Михаил перегораживает дорогу своим старым «Мерседесом» (кто посмел бы вслух сказать, что его пятнадцатилетний «Мерседес» старый, того Михаил переехал бы два раза, туда и обратно). Тине в тот момент нестерпимо хотелось есть, пить, в туалет и оказаться дома, в собственной постели. Она хотела мучиться токсикозом, ходить по магазинам, выбирать коляску, колыбельку, подгузники, а не стоять уставшей, грязной, голодной на проселочной дороге, не пойми куда ведущей. И не думать о том, что она должна остановить кортеж какого-никакого, но мэра, пусть совсем маленького городка, но все-таки важного человека, и рассказать ему о том, что у него есть дядя. Помощи от Отари ждать не приходилось – он отравился шаурмой, купленной в уличном кафе, и страдал, лежа на заднем сиденье «Мерседеса». Иза завладела телефоном Отари и увлеклась фотоотчетом – снимала кусты, бродячих кошек и собак, цветы, горы и отправляла фотографии Илоне. Та перезванивала и требовала устных подробностей путешествия. Иза удивительным образом умудрялась снять Отари так, что казалось, будто он просто отдыхает на заднем сиденье машины. А Тину фотографировала со спины на фоне красивого куста, цветущего необычными цветами, да так, что Илона не могла догадаться о беременности невестки. Тина же не без ужаса рассматривала собственный живот, который вдруг начал увеличиваться на глазах, и никакие юбки и кофты, заботливо собранные Софико и Лореттой, интересного положения не скрывали, а даже подчеркивали.

– Мальчик будет, – уверенно подтверждала Иза, – девочки они мягкие, их и не видно. Расплываются, как зерна граната. А у тебя вон, кабачком живот! Нет, баклажан, как рулетом. Или как у вас говорят?

– Огурцом, – автоматически переводила Неля.

Тине было все равно – мальчик, девочка, хоть двойня, лишь бы уже вернуться домой. Она сто раз пожалела, что пустилась в рискованную поездку, да еще и в положении, – все кусты в округе стали ей родными. Ее то тошнило, то случались экстренные позывы в туалет. То вдруг подступала слабость, и она просила Михаила остановиться, уходила в поле, ложилась на траву и лежала.

– У меня поздний токсикоз? Это ведь опасно? – спрашивала она у Изы.

– Слушай, дочка, от такой еды и у меня токсикоз – хочешь ранний, хочешь средний. Вон, твой муж тоже с токсикозом валяется, – отвечала Иза. – Что я токсикоз от «что-то не то покушала» не отличу? Не обижай меня. Твой муж покушал, а тебе гулять надо, ноги наверх надо, стресс не надо, подушку под спину надо, сидеть в машине три часа не надо.

В какой-то момент Иза начала нервничать из-за Илоны. Та спрашивала, почему на фотографиях Изы Отари всегда лежит, а Тина всегда спиной, а не лицом? Илона звонила, но Иза кричала в трубку, что ничего не слышит, они в горах, и отключалась.

– Илона меня убьет! – сказала Иза Тине. – Если ты приедешь и сунешь ей под нос свой живот, боюсь, она точно с давлением сляжет. А я останусь во всем виновата. За что мне такое? Мало мне двойни-девочек вместо мальчика, так теперь все будут говорить, что я твой живот перед своими глазами не увидела!

– Не будут. Я всем скажу, что вы первая заметили, – ответила Тина.

Водитель Михаил всю дорогу не умолкал, буквально рот не закрывал – строил планы на собственную империю такси. В мечтах он уже был чуть ли не личным водителем мэра. Неля же тоже страдала. Она очень хотела помочь Тине, Изе, Отари, но ее никто не понимал. Ее литературный турецкий, язык писателей и поэтов, язык султанов и валиде, не понимали даже в аптеке! Тина хотела купить для Отари лекарства, Неля, чуть не плача, переводила, объясняла. Но все кончилось тем, что Тина сама прыгала, изображала рвоту, хваталась за живот. В итоге ей выдали все возможные средства для беременных – от изжоги до вздутия. Иза авторитетно заявила, что лекарства для беременных точно не повредят Отари, так что хуже не будет. Она собиралась провести промывание желудка в полевых условиях, но Отари наотрез отказался, предпочтя стонать и мучиться на заднем сиденье.