Дмитрий Захаров - Средняя Эдда

Отсмеявшись, провожатый хлопнул меня по плечу, и в эту же секунду рывком отправил лодку вперед. Мы заскользили из темноты в густую – пожалуй, что такую же вязкую, как пластилин, – тьму.

Какое-то время было слышно, как сзади шлепает по воде веслом Настина лодка, но увидеть ее не удавалось, а окликать казалось теперь чем-то глубоко неприличным. Как будто можно разбудить хозяев.

Интересно, а Настин шаман тоже умеет грести с таким же пугающим проворством? Через пару минут последний звук иссяк – видимо, Настя пошла другим курсом. Стало тихо и пусто, как после выезда из деревни с картинкой. Только сейчас это была темнота не движущаяся, а застывшая. Космическая.

Я оглянулся назад и различил только крохотный клочок берега, выхваченный оставленным фонарем. Намек на последнее человеческое жилище, от которого мы бежали отчаянными взмахами весла.

Возница совершенно внезапно запел: довольно жутко, на двух нотах что-то вроде «ыыы-э, э-ыы».

Пошел дождь. Тяжелые редкие капли били по спине и затылку; я расставил в стороны руки, собирая их еще и ладонями. Лодка временами шаркала обо что-то боком, и тогда вёсельный правил ее влево. Впереди загорелись звёзды, на которые мы и взяли курс. Маленькие и тусклые, даже не звёзды, так – мелкая звездная пыль у самой воды, они были чем-то совершенно невероятным в этой абсолютной песенной тьме. Я даже не сразу сообразил, что они такое.

Возница тронул веслом созвездие – и оно снялось с места, закружилось, стало рассыпаться оранжевыми искрами. Светлячки. Армады светлячков.

Я смотрел на них и думал, что хорошо бы тоже уметь петь, как зомби. Здесь обязательно надо петь. «Вслепую пушка лупит…», – тихонько затянул я и вдруг услышал Настин голос.

Он выводил колыбельную – не было сомнений, что именно колыбельную – на неизвестном мне языке, хоть и не могу поручиться, что на том же самом, что и баллады доброго зомби.

Настина лодка вынырнула слева, воткнувшись в светлячковую галактику, и притерлась бортом к нашей. Настька протянула ко мне руки. Она была продрогшая и счастливая – глаза блестели ярче, чем у кошек в темноте, глиняные рисунки превратилась в многоцветные разводы.

Я накрыл ее пледом, который нашел на полу каноэ, и Настя благодарно ткнулась носом мне в ухо.

– Ты больше не тот, кто был, – прошептала она.

Я подумал: ну да, может быть, она права. Пожалуй, отсюда нельзя вернуться просто так.

На лодки продолжали сыпаться искры светлячков.

– Теперь мы их всех вот так! – И Настька сжала кулак.

Настя сказала: они хотят нас всех убить, ты что, не понимаешь? Тебя, меня, Ольку, всех! Или они, или мы, сказала она. И я бросался убеждать, что конечно, мы, потому что мы – это она. А я очень хотел, чтобы была она.

Я бродил из кухни в коридор, а оттуда обратно. Медленно – как водолаз на глубине. У меня не было никаких мыслей. Я был не человек, а продолжение трясущихся рук. Страхоноситель.

У Насти нашли рак. Нижний отдел позвоночника, третья стадия. Срочная операция, а за ней химия и каталка, – но она от всего этого сразу отказалась. Никто не мог ее разубедить. И я тоже.

– Когда закончится на Саяно-Шушенской, – сказала она, – тогда поеду в Китай.

Она верила, что в Китае есть какой-то отшельник-целитель, ей рассказывали.

Я умолял ее, кричал на нее, уходил из дома. Всё равно нет. И назавтра. И опять.

Она не слушала. Она готовилась к этой ебаной ГЭС. Не знаю, почему именно Саяно-Шушенская. Настя вроде бы и не объясняла.

Если ничего не делать, всех затопит, объявила она. Чокнутая сектантка. Я ей так и сказал.

Потом стал вместо нее бегать по врачам. Мне везде говорили: срочно, буквально хватайте и к нам. Я ловил ее за руки, но никак не мог их удержать.

Один крохотный старичок – легендарный онколог в больших желтых очках – долго меня рассматривал, будто перед тем, как поставить штамп «годен».

– Что вы тут делаете? – спросил он, наконец.

Я начал бормотать про жену, про плохо-чувствует-не-может-сама…

– Бумаги я вижу. Повторяю, что вы здесь делаете? – с угрозой качнулся он в мою сторону. – Это никуда не годится! Умирайте тогда дома!

Это никуда не годилось.

Мы старались каждый день гулять с Олькой в соседнем парке, и она рассказывала мне, что индейцы выздоравливают, если сварят суп из старого товарища.

У нее была такая книжка.

Потом Настя уехала. Я просто пришел домой, а там – никого. Ни ее, ни Ольки. На полу – попа#давшие с полок вещи. В зале что-то трещит. Посмотрел – надорванный кусок обоев около балконной двери совсем отклеился. Кот постарался…