Дмитрий Захаров - Средняя Эдда

Раз-раз.

Крики ужаса. Народ врассыпную.

Раз-раз.

Настя падает, запрокинув голову.

ОМОН бежит, расталкивая народ. Паника, гулкие удары щитов.

Настя лежит на снегу в черной луже, прижав руки к груди.

Я думаю: надо запомнить, очень важно это запомнить.

– Черт, какая ты обалденно красивая, – говорю я ей.

– Уйди, дурак, дай помереть нормально, – отзывается Настя.

– Ты очень клевая, когда мертвая.

Нас захлестывает милицейской волной. Больно, по рукам, по спине, и еще ботинками. Нас волокут в старый «бобик», об пол, снова ботинками. Потом еще что-то – кажется, по пальцам, но это уже выветрилось из головы. Это уже какие-то неважные, суетливые эпизоды.

Я в самом деле держу в голове – только как она лежит, повернув ко мне черную ладонь. Хотя нет, всё же вру. Последнее воспоминание – уже в «обезьяннике». Я целую Настину щеку через решетку.

Миша, поставь пленку, – попросил Надир.

Давно нет никаких пленок, но он продолжает так звать записанную музыку. Миша знает. Миша давно выучил Надиров словарь. Когда шеф требует гороскоп – это нужны свежие газеты из приемной. Если заказал блондинку – неси из морозильника «Финляндию». Так и с кассетой. В аудиосистеме тысячи записей, но это пленки всего нескольких парней: Дэвиса, Колтрэйна, Кокера, еще пары-тройки американов. А из русских – только Высоцкий. Совсем шеф к русским без этого самого…

Заиграл Том Уэйтс. Что-то из последнего – того, что Надир не помнил наизусть. А раньше ведь всего знал. Ранешнего.

Уэйтс негромко рычал и поскрипывал, и Надир благодушно подумал: вот надо же, всё никак не успокоится, старый черт. Никому так не подходит это определение, как ему.

Что же, я тогда тоже – старый черт? – спросил он себя.

Ну а какой?

Машина снова никуда не ехала. Уже и днем она – сувенир. Если бы мог ходить из дома в контору на своих двоих, убрал бы в коробочку, ей-богу бы убрал. Это пусть Саша Олдин забавляется. Он любит эти гробы на колесиках. Находит в них какой-то практический смысл. Впрочем, я тоже нахожу, заспорил сам с собой Надир, у меня же это спальный вагон. Еще бы можно было залезть на верхнюю полку и отвернуться к стенке…

Он выглянул в окно – в сумраке почти ничего нельзя было различить, кроме тусклых многоглазых башен. Внучка говорит, что Сити похож на Мордор. Но нет, Мордор – это готовый плацдарм, сжатая пружина. А Сити больше напоминает тухлый автосалон, бесконечную выставку поношенных черных машин. Ехать сюда – вечность. Десятки империй успеют рухнуть во прах, а ты всё так и будешь стоять на Пресненской набережной.

Сломанный тренажер для буддиста, подумал Надир. В пробке можно было бы оттачивать смирение гордыни, если бы Сити, наоборот, ее не питал.

Отвратительное место.

Надир бы и не подумал сюда приехать, если бы за Юрия не попросили. Серьезно попросили.

– Когда уже сюда будут летать дирижабли? – мрачно поинтересовался Надир.

– Дирижабли? – удивился Миша.

– Мэр когда-то обещал.

– Этот мэр?

– Нет, предшественник, – сказал Надир и подумал: как не подходит это определение его старинному товарищу. Если есть предшественник, должен быть и последователь. Учитель и ученик. Связь времен. А здесь…

Но дирижаблей не было. Надир снова глянул в окно и поморщился.

– Я пойду прогуляюсь, – сказал он.

– Надир Харисович, нельзя же!

– Да, – сказал Надир, – нельзя.

Это была башня «Союз», 56 этаж. У входа Мишу сменили два личных охранника. Надир редко передвигался с эскортом, только в самых особых случаях. Но тут был именно такой случай.

Сити – это ведь еще и война башен. Так говорят про кремлевские, но здесь схватка под ковром еще нагляднее, еще злее. Даже когда ты сидишь в Sixty и режешь ангус-стейк, это только рекогносцировка, изучение позиций противника. Которым здесь может оказаться каждый второй.

Охранники освободили лифт, и Надир, сжав зубы, вошел в кабину. Сейчас дернет, подумал он. Вот сейчас. Он старался не подать виду, но никого не обманешь. Может, только чуть-чуть – себя.

Лифт взмыл вверх, и действительно дернуло, завозилось в кишках. Он постарался распрямить спину – если напрячься, то боль будет поменьше. Вот и всё. Уже и кончилось.

Их встречали. Тоже пара – поперек себя шире – боевиков, и с ними миниатюрная такая пигалица в бело-золотом – какая-нибудь помощница, наверное.

Ключ-ключ, электронные замки пали, под ногами оказались зеленые с оранжевым ковры, на стенах – арабские орнаменты.