Гийом Мюссо - Я возвращаюсь за тобой [litres]

– И речи не может быть о том, чтобы Джесси уехала из дома, она еще слишком маленькая. Пока я не вижу в этом смысла. Это еще ребенок, вы понимаете! Ребенок!

Директор какое-то время колеблется, а затем, после длительного молчания, говорит:

– Если позволите говорить откровенно, мистер Кавалетти, я думаю, что для людей вашего круга такой шанс – это подарок небес, и если вы его упустите, ваша дочь никогда вам этого не простит.

– Конечно, согласны! – отрезает Мариса.

Я встаю и выхожу из кабинета, хлопнув дверью.

2 января 2003 года

– Не забудь шарф или опять простудишься.

Я нагибаюсь к Джесси и завязываю ей шарф вокруг шеи.

– Хорошо, время прощаться, но мы с мамой приедем проведать тебя на будущей неделе, ОК?

Прежде чем уехать, я в последний раз осматриваю университетский городок, устроенный по типу английского колледжа, с длинными зданиями из красного кирпича, окруженными великолепными зелеными газонами. На вершине главного здания гордо реет флаг Университета Брауна. На нем – четыре открытые книги, а над ними восходящее солнце и девиз: «In Deo speramus» – «В Бога верим».

– Я не хочу туда идти, папа!

– Слушай, мы обсуждали это уже тысячу раз, – говорю я заученный текст. – Стипендия – это уникальный шанс для тебя. Шанс, о котором мечтают все. Мы никогда не сможем оплатить тебе такое образование.

– Я знаю.

Зимнее солнце стоит в зените, но оно не может победить жуткий холод, который охватил всю Новую Англию в последние несколько дней. Я смотрю на Джесси. У нее изо рта валит пар. Она укутана в куртку, но мне она кажется такой маленькой, миниатюрной, хрупкой.

– Уверен, что все будет хорошо, и у тебя будет там много подруг.

– Ты прекрасно знаешь, что нет.

Я изображаю успокаивающую улыбку уверенного отца, но ей не стоит медлить, ибо в глубине души все плотины, сдерживающие отчаяние и печаль, у меня вот-вот прорвет.

– Ладно, иду, – решается она, забрасывая за спину сумку, почти такого же веса, как и она сама.

– До скорого свидания, – говорю, гладя ее по красивым светлым волосам.

Она уже почти поворачивается ко мне спиной, но я вижу, что у нее глаза блестят, и догадываюсь, что ее плотины тоже вот-вот прорвутся.

Я выхожу из университетского городка пешком и возвращаюсь к своему старому грузовичку, который я поставил в укрытие, как можно дальше, чтобы Джесси не было стыдно перед другими учениками. Резкий ветер парализует мне руки и ноги. Чтобы согреться, я решаю пробежаться. Воздух, который я вдыхаю, очень холодный, и он замораживает мне сердце.

7 января 2003 года

Я встаю, так и не сомкнув глаз ночью. Бледный свет в ванной. Две таблетки валиума из аптечного шкафчика. Кофе-пойло, выпитый стоя на кухне. Первая сигарета. На улице оттепель: снег превратился в дождь, и на тротуарах люди барахтаются в грязи. И снова – бутылки пива, открываемые с десяти часов, снова эта черно-белая жизнь, потерявшая все свои краски.

Грузовичок весь влажный. Я открываю заднюю дверь, чтобы взять ящик с инструментами. Джесси – там, она лежит на старом покрывале, покрытом пятнами краски.

Я ужасно пугаюсь.

– Джесси! Все хорошо, моя дорогая?

Она с трудом приходит в себя и бормочет, еще толком не проснувшись.

– Я убежала, папа. Я не хочу туда возвращаться.

Я сжимаю ее в объятиях, согреваю, целую. Лицо у нее белое и холодное, как мрамор.

– Все хорошо, моя дорогая. Ты останешься с нами. Ты останешься с нами.

Весна 2004 года

В маленькой столярной мастерской я собираю этажерку из сосны для комнаты Джесси. Из старого телевизора, обсыпанного опилками, идет шумовой фон какого-то вечернего ток-шоу. Я кладу первый слой лака и тут вдруг узнаю голос, которого не слышал уже более одиннадцати лет. По спине пробегают мурашки, я поворачиваюсь к экрану.

Итан – гость Лоретты Краун, он представляет свою книгу. В изумлении я приближаюсь к экрану. Он испытывает ту самую привлекательную неловкость, свойственную тем, кто впервые приходит в телестудию, но свежесть и искренность впоследствии обычно притупляются и уступают место профессионализму. Стоит мне только его увидеть, я понимаю, что он стал звездой в своей области и что ближайшие годы это «его» время. Его предстоящая слава меня успокаивает: отныне он стал частью совсем другого мира, и нет никакого риска увидеть, как он заявляется к нам. Если мы не совершим ошибки, вздумав его искать, он не возвратится никогда.

Почти успокоенный, я предаюсь ностальгии, глядя на него. Мне любопытно узнавать его интонации, выражение его лица, его взгляд.