Абрамов Ерухам - Закон тайга — прокурор медведь - Исповедь

И нож мой остался при мне. С ним я не расставался никогда.

Мы вернулись на старые места. Вновь на корабле находилось 1200 человек. Место умерших заняли новые заключенные. Корабль взял курс в открытый океан. На второй день пути нам выдали паек — на всех сразу: несколько мешков хлеба и сахара. Хлеб был сверху совсем горелый, а внутри словно глина. Заключенные буквально визжали от болей в животе, но другого-то не было… Мешки с сахаром воры оттащили в угол трюма. До начала раздачи решили собрать сходку. На сходке большинство воров предлагало фрайерам сахар вообще не давать, оставить его только для воров. И мои товарищи были против такого решения и всячески уговаривали воров на сходе не делать такую подлость по отношению к фраерам, мотивируя тем, что большинство мужиков болеют, смертность вновь началась, а глоток горячей воды с сахаром мог помочь им, подкрепить. Нас слушать не хотели. Начался большой шум, в результате которого мы вообще покинули сходку. Оставшиеся все же решили выдать фрайерам по пол-порции. Нам тоже выдали наши порции с добавкой, но мы взяли только то, что нам причиталось.

— На, тварь подлая, подавись. — вернул я раздатчику часть сахара. — Кишка ты поганая, ты и тебе подобные. Я еще погляжу, кем ты впоследствии окажешься!

Мужики все отлично видели и понимали, но боялись сказать слово.

Как-то один из них, Гриша из Молдавии, обратился ко мне: "Брось, Ази, пусти их. Забрали и черт с ними…” — "Ты знаешь, что я тебе скажу, — продолжал он. — Я вот уже пять лет по лагерям скитаюсь, поваром работал, ворам всегда помогал, но чтобы такое… "

Я не дал ему договорить, закрыв ладонью его рот: "Молчи, бедолага. Все понимаю, все знаю. Лежи и молчи, понял?” Услышь его воры, они бы убили его мгновенно: мужик не имеет права жаловаться на воров.

Оставив мужиков, я вернулся к себе. Не спалось.

Вспомнился дом, родные. На глаза навертывались слезы.

Растормошил Костю Грека и попросил его рассказать о себе: ведь я ничего не знал о нем. В конце концов тот согласился.

До войны семья Кости жила в Сухуми. Когда началась война, их выслали в Казахстан. Вся его семья работала на руднике. Мать — нарядчицей, а отец — механиком. Зарплаты не хватало. Костя начал бродяжничать, воровать, попал в тюрьму. Освобождался — и опять за старое. Отбыл — последний срок, родители его женили. Родилась дочь. Хотел было завязать навсегда, да куда там! Привык, чтобы деньги были… Оставлять дочку голодной тоже не хотелось. И опять загнала его судьба на воровскую дорожку. Поймали — сунули пять лет. И поехал он на комсомольскую стройку. Только не по путевке горкома, а по путевке суда жизни… На Волго-Донской канал.

Грек замолк. Но я хотел знать все: о семье, о жене. "Рассказывай, рассказывай, друг! С женой-то переписываешься?” Костя молчал. После раздумий он поведал нам ужасную историю.

— Когда я был осужден и попал на Волго-Дон-канал в лагерь, то познакомился там с одним вором. Мы подружились. Последний кусок делили. Я ему и рассказал, как вот вам сейчас, историю своей жизни. А когда он освободился — дал ему письмо и попросил кое-что передать жене. Он и уехал. Но рассказал не то, о чем я просил его, а наплел ей на меня всякое. Охаял меня, как сам хотел и уговорил мою жену сожительствовать с ним. Да и сейчас с ней живет. Недавно получил от нее письмо, где она просит развода. На письмо ей я не ответил, а написал родителям. Они-то и сообщили мне все…

Миша Бабочка о своей жизни рассказывать не любил. Но я знал, что на Воркуте его согнуть не удалось. Суки клали ему на грудь доски и били по ним кувалдой… Вся грудная клетка его была перебита и изломана, так что даже непонятно, как он остался в живых.

Витя, еще один вор из нашей группы, был совсем молод. Свою бродяжническую жизнь он начал недавно, когда ушел из родительского дома. Был осужден на шесть лет.

Он был умным и одаренным парнем. Очень красив. Превосходно играл в шахматы. Еще в Башкирии я любовался им, когда политзаключенные приглашали его в клуб сыграть. Из ста партий он проигрывал или сводил вничью не более одной-двух. В той зоне было двенадцать тысяч заключенных, все больше осужденный по 58-й за измену родине. Генералы, офицеры, артисты, ученые. Они очень уважали Витю за его ум и шахматный талант, удивлялись, как он попал в воровской мир, что и кто увлекали его… Ведь не секрет, что все они смотрели на воров, как на отбросы общества, лишь страх не давал проявиться их презрению и ненависти. Это мы превосходно знали, гордились этим. И жили за их счет, да еще и не в пример лучше, чем они.