Абрамов Ерухам - Закон тайга — прокурор медведь - Исповедь

— Миша Баран, выйди на середину! — наконец громко произнес я.

Вновь наступила тишина.

Баран осмотрелся. Молча, одними глазами, он просил пощады у товарищей, но сходка была нема. Никто не проронил ни звука в его защиту, никто не издал возгласа сожаления…

Нехотя он поднялся, понурив голову, подошел ко мне.

Я поставил его посреди круга.

— Последний раз предупреждаю: скажи, что я тебе говорил.

Он молчал.

— Встань, как положено.

Он вытянулся, как и следует вору-законнику, если тот признан виновным перед товарищами — и я несколько раз ударил его по лицу.

Мою руку перехватил сам Ландыш. Этого я и добивался.

— Ты, стерва, получил пока что предварительное наказание! — сказал я Барану. — А будешь болтать — дождешься беды…

— А ты, — я вырвал свою руку из захвата Ландыша, — будешь постоянно барахтаться как мокрая курица, пока сам себя на чистую воду не выведешь.

Произнеся это, я покинул сходку, не попрощавшись…

После работы меня нашел Этла. Он бранил меня за болтливость и неосторожность.

— Ну ладно, ты нам сказал и мы за ним следим. Мы тебя поняли. Но если б ты сказал это еще кому-нибудь наподобие Барана, сходка могла бы вполне решить: зверь на честного вора наговаривает. И тогда твоя башка вряд ли переварила бы кайло…

Я отмалчался.

Иван Ус был на моей стороне: на сходке он защищал меня. Мальчика он, конечно, простил — не тронул. Но предупредил, чтобы он больше за карты не брался.

Лето подходило к концу, а с ним — подошел срок освобождения моего друга Хачика. Все мы ждали этого дня. Я подарил ему новый костюм, хромовые сапоги, чтобы он вышел на волю и поехал домой прилично одетым. Однако его освобождение чуть было не сорвалось. Ландыш и несколько его приятелей, договорившись заранее, устроили драку. Начальство было тут как тут. Сделано все было не спроста: я и оглянуться не успел, как и меня потащили вместе с участниками этой "драки”, хоть я и не думал в нее вмешиваться. Когда Хачик увидел, что и меня волокут, он выхватил нож и бросился на охрану… Я упросил, чтобы мне дали поговорить с ним, успокоить. Начальство, видя, что скандал начинается нешуточный, согласилось. Я объяснил Хачику, что все было подстроено специально. Кроме того я дал ему понять, что за последний вечер его по крайней мере постараются обыграть в карты, так что на волю он выйдет голеньким. Хачик дал мне слово не играть… Я крепко поцеловал его на прощанье — и отправился с охраной в карцер. Всем участникам этого спектакля дали по десять суток, но со мной получилось иначе. Когда окончился мой срок, двери карцера не открыли. Не стерпев, я забарабанил в дверь, требуя, чтобы выпустили и меня. И именно за то, что я "нарушил правила” своим стуком — мне выделили еще десять суток. На другой день я вновь заколотил в дверь. Еще десять. Так я набрал восемьдесят суток карцера!..

Выйдя из изолятора, я выпил в бараке чайный стакан водки, чтобы заглушить страшную злобу, бушевавшую во мне. Ведь я знал, что это дело рук Ландыша, что это он через своего "дружка” начальника спецчасти отомстил мне за позор на сходке. Ребята подходили ко мне и сочувственно пожимали мою руку. Один Ландыш стоял в стороне, делая вид, что не заметил моего прихода. Все кипело у меня в душе. Я дожидался момента, когда мы с Ландышем останемся наедине. По всей вероятности, он понял мои чувства: интуиция и у него неплохо работала. Он приблизился ко мне.

— Ну что, живешь, стерва недорезанная? — холодно бросил я.

Не отвечая на мою грубость, он предложил пройтись. Это был вызов на честный разговор. Я согласился.

— Послушай, Ази, — сказал он, когда мы начали нашу прогулку, — я мусульманин и ты мусульманин. Оставь меня.

— Я — еврей, и евреем останусь. А ты — сука скрытая — устроил мне 80 суток. И я тебя все равно расколю и на кол надену. Тебе, мразь, не миновать моего ножа.

— Бесполезные хлопоты в казенном доме, — тотчас ответил он. — Ты видишь, сколько гавриков вокруг меня. Поостерегись.

Я буквально дрожал от злобы.

— Ничего, я доберусь и до тебя и до некоторых из твоих гавриков разом…

Уже давно ходили по лагерю слухи, что возле Ишамбая строится еще один спецлагерь. Строят его под горой Шихан. Наполовину он утоплен в землю…

Слухи эти оказались верными. Осенью 1951 года нас, после особого отсева, перевели в этот лагерь. В зоне стоял барак, стены которого были сделаны из железобетонных плит толщиною в полтора метра. Двери — из толстого железного проката. Четыре глубоких окна были забраны несколькими рядами решеток. Начиная от входной двери, толстые стальные прутья образовывали коридор, по которому прохаживалась охрана. Мы сидели, словно в клетках. Собираться вместе больше чем три человека зараз, нам не разрешалось: в большее "скопление” охрана палила в упор.