Сергей Кузнечихин - Где наша не пропадала

Так вот, заявляется ко мне в общагу, обеими руками за грудь держится и валидолу полон рот, языку шевельнуться негде, только стонет и охает.

Кое-как понял, в чем беда.

Оказалось, завелась на реке паршивая овца и шарится по чужим сетям.

Я, честно говоря, противник всех этих оптовых рыбалок, но жалко старика. Он же с детства так привык. Переучиваться поздно. У него, можно сказать, последняя радость осталась, а какой-то шакал гадит в нее. После таких дел разговор известный – два раза подбросили, один раз поймали, и ни гу-гу.

Да тут еще и вторая мозоль. Приехала не ко времени бригада монтажников. На кого старику собак вешать? Конечно, на них. А меня зло берет. Чуть что – приезжие. Будто среди местных такого добра не водится.

Не волнуйся, дедка, говорю, дай мне только срок – будет тебе белка, будет и свисток. Следствие поведут знатоки.

Ночь караулю, две – бесполезно. На третью уморился и закемарил. Да так плотно придавил, что и завтрак проспал. Иду умываться. Что за чертовщина: под самым носом, среди бела дня какое-то привидение вошкается у сетей. И на голове у него монтажный подшлемник. Привидение-то из приезжих. Дедова взяла. Но все равно, пакостник есть пакостник. Учить надо, чтобы людей не позорил.

Сажусь легонечко в лодку и на веслах крадусь. Да где там: шакал – зверюга чуткий. И мотор у него с полуоборота заводится. А мой: чих-пых, пык-мык, туда-сюда и так далее. Убегать не привык, а догонять не обучен. Цыганский конь – завсегда быстрей хозяйской кобылы. Смотрю, как любитель чужой рыбки наяривает полным ходом к острову, и поливаю мотор волшебными словами. Все бы ничего, да за островом две речки впадают, гадай потом – в которой он прячется. А как же иначе: на то и лиса, чтобы нора с отнорками была.

Завелся, конечно, да сколько времени потерял, от беглеца только точка на воде. Вернее, клякса.

А вы знаете, как на Севере по весенней воде спешить? Большие льдины издалека видны, они сверху белые. Их бояться нечего. Другое дело – мелкота. Плывет такой обсосок кверху брюхом – что лед, что вода – одного цвета. Чуть зазевался – и уже поцеловался. А там обовьет тебя речка ледяными ручками, в такой озноб вгонит, соберешься дух перевести, а его уже и нет, духа-то, весь вышел. И дно под ногами.

Да на каждую беду страха не напасешься. Клякса уже за островом скрылась. Тут уж или сам пополам, или она вдребезги. Влетаю в протоку – и вот те раз!

Стоит, голубчик.

Есть правда на земле. Мотор заглох. Загнал цыган коняку. Пру прямо на него. Пусть, думаю, понервничает. Метров сорок осталось. Здрасьте, кричу, разрешите с вами познакомиться. А он тем временем спокойненько размахивает спиннингом. Что за чертовщина, неужели обознался, неужели потерял… И вдруг словно ангел на ушко шепнул – блесна-то прямо в лобешник летит. Я кувырк на дно. Надо мною – дзынь. Потом хрясть. И лодочка моя заюлила.

Это уже не блесна. Это я винтом топляк поймал. И вот мы оба самосплавом плывем, покачиваемся. Между нами метров двадцать, не больше. Я за весла. А он блесну подкрутил и расстреливает в упор. Грузило чирк по моей шапке. Угадай на пару сантиметров пониже – и глубокий нокаут. Ах ты, гад, думаю, убить меня порешил, так мы не договаривались. Хватаю свой спиннинг и хлещу прямой наводкой. Только не в голову. Он мне живым нужен. Разговорчик имеется на моральную тему. Целюсь в корпус, чтобы зацепить за фуфайку и как щенка сдернуть в воду. Миллиметровая жилка и не такого выдержит. Первый удар в борт пришелся. Грузило звездануло по дюралю и отскочило. Зато его попадание обернулось для моей посудины пробоиной. Кидал он, конечно, в меня, просто не попал, но пяток таких промахов – и водных процедур не избежать. А там попробуй разбери – кто кого ловит. Так что если не ты его, так он тебя. Прищуриваю глаз и мечу с короткого замаха. Р-р-раз – и в дамках. Зацепил. Учись, кричу, пока я жив. А он, змееныш, юрк из фуфайки – и привет. Это называется «не говори гоп»… Пока я стряхивал с себя остатки радости, он с такого же короткого замаха – бабах. И для меня звезды на небе зажглись. Ярко так вспыхнули. Хорошо еще, в сапог попал. Якорь по резине скользнул и не зацепился. Еще бы он промазал – я с набухающей фуфайкой на крючке как привязанный. Целься сколько захочешь. Подтаскиваю кое-как трофей, с якоря сдираю, а сам закипаю. Врешь, не возьмешь! Теперь моя очередь. И с разворота по нему.

Шарах – и мимо.

Не за то отец сына бил, что играл, а за то, что отыгрывался.

И меня следовало бы. Далеко засветил, крутить долго. Успокаиваю себя, но с противника глаз не спускаю, чтобы еще раз под удар не угодить. И вдруг – дерг!