Ивлин Тойнтон - Современное искусство

— Мадам, не разрешите ли включить диктофон?

— Разрешаю. Я же хочу, чтобы это стало известно. Я была знакома с ее отцом, как бишь его, Сондбергом, он все наседал на меня, чтобы я устроила ему выставку, а я не захотела. Ему недоставало таланта. Сноровка, чувство композиции, кое-какие способности имелись — что да, то да, но этого мало. Вот почему она так пишет обо мне. Впрочем, они все меня ненавидят.

— За что, как вы думаете?

— Откуда мне знать? Мы люди малоприятные, мистер Дадли. Все до одного.

— Как вы считаете, то же относится и к Мэдденам?

— A-а, Мэддены. У нее ни кожи, ни рожи, амбиций сверх головы, она много кому силки расставляла, но никого не поймала. А ему — самое место в психушке. Он даже разговор нормально поддержать не умел. Одеться толком не мог. Она в него вцепилась, знаете, какая у таких, как она, хватка, впрочем, не исключено, оно и к лучшему. По крайней мере, он был под присмотром. А присмотр ему был ох как нужен. Но я вас не за этим звала. Я хотела рассказать вам о Германе Метцгере. Это он ко мне подъезжал, а я ему дала от ворот поворот. Я сплю только с гениями, так ему и сказала. Вот откуда пошел слух об этой записке.

— Я, безусловно, это отмечу. Однако не могли бы мы ненадолго вернуться к Клею Мэддену…

— Она пришла, села ко мне на кровать…

— Кто?

— Знаете, кто. Она. Сидела у меня на кровати, пока не выудила деньги.

— Вы имеете в виду пособие?

— Нет, пособие я ему уже выплачивала. Деньги на этот жуткий дом, который ему вздумалось купить. Я слегла с плевритом, была, можно сказать, при смерти, а она врывается ко мне — деньги ей подавай. И с этим, как его, Сондбергом я тоже не спала.

— Нисколько в этом не сомневаюсь.

— Все они сочиняли, будто я с ними спала, рассказывали друг другу всякую похабель, взбадривались так. А на самом деле я предпочитала гомосексуалистов. С ними беды не знаешь. Вдобавок они занятные. И вечеринки устраивали что надо. А гетеросексуалы, те вечеринки и вовсе не устраивали, предпочитали ко мне на вечеринки ходить.

— Не могли бы вы рассказать о вашем сотрудничестве с Клеем Мэдденом?

— Нет настроения. Возможно, в другой раз.

— Разумеется, воля ваша, но вы понимаете, что написать эту книгу, не упомянув о вашем соглашении, я не могу. Вот я и подумал: вы же, наверное, предпочтете, чтобы эти сведения я получил от вас.

— Да я уже тысячу раз об этом рассказывала. Я открыла его, устроила его первую выставку, вы все это знаете. Потом она пристала ко мне как с ножом к горлу, ну я и назначила ему пособие. Распоряжаться его картинами я права не имела, а деньги, чтобы он их писал, давала.

— Вы первая поверили в него?

— А кто причиной — она, не кто иной. Ведь от нее, пока она своего не добьется, не отвяжешься. Так и с домом получилось. Она уехала, поселилась с ним в глухомани, черт-те где. Там даже электричества не было. А она ведь городская штучка, деревни и не нюхала. И смех и грех. Нет-нет да и подумаешь: каково ей-то там, не рехнулась ли она на пару с ним. Не сказать, чтоб я за нее беспокоилась, просто любопытно было. Ей еще повезло, что он ее не убил. Хотя вроде бы пытался.

— Когда это было?

— Я выписала чек только, чтобы от нее отвязаться. А она хоть бы спасибо сказала, но нет, хвать чек — и была такова. Вот она какая! Ее родители торговали старьем вразнос где-то в Бруклине. Учиться она не училась: не ходить же в школу босиком. Зато на деньги у нее нюх, дай Бог. Она из Ostjuden [64] Восточные евреи ( нем. ). , благодаря этим сквалыгам у нас у всех репутация хуже некуда.

— Помнится, после его смерти вы подали на нее в суд.

— Бог ты мой! Тот процесс. Несколько лет назад о нем вышла книга, так вот все, что в ней рассказывается, — вранье, вранье от начала до конца. Вы включили эту свою машинку?

— Конечно.

— Хорошо. Я хочу, чтобы вы опубликовали все, что я скажу, дословно… Говорили, будто я то ли отдала картины, что отошли ко мне по нашей договоренности, то ли продала их за гроши. А суть в том, что я и половины тех картин, на которые имела право, не забрала: мне негде было их хранить. Договор у нас был вполне четкий: картины хранятся у них, ну а если им удастся одну-другую продать — отлично, в таком случае я выплачиваю им комиссионные. Мне и в голову не пришло закрепить наше соглашение письменно. Он не вор, безумец — это да, но, видит Бог, уж никак не уголовник. Не то, что она. Она наняла ушлых юристов.

— Все, что она говорила в суде, по-вашему, ложь?

— Ложь? Это еще слабо сказано, она разыграла для судейских настоящий спектакль. Явилась этакой водевильной вдовицей — платье из дерюги, заношенное пальто. Чулок и тех не надела. Господи, самой Эдит Хед [65] Эдит Хед (урожденная Познер) (1897–1981) — знаменитый американский костюмер, много работала в Голливуде, тридцать шесть раз номинировалась на премию Академии, восемь раз ее получила. ее лучше не обрядить. А тут я — костюмчик от Шанель, меховая шубка… Ловко придумано, ничего не скажешь. А ведь она к тому времени стала куда богаче меня… У нее миллионное состояние, да-да, у нее пачки замусоленных долларов под кроватью. Как бы там ни было, ее план сработал. Я проиграла. А потом у нее хватило наглости прислать мне его набросок, что вы на это скажете?