Маргарита Дорогожицкая: Танец над вечностью

— А когда ожидать рождения вашего первенца? Хочу знать, сколько у меня времени, чтобы помочь вам придумать ему имя…

— Вот еще! — с нервным смешком стукнула меня по колену Софи. — Шустрый какой! Еще семь месяцев впереди, сами справимся. И не говори пока никому, хорошо?

Я облегченно кивнул. Значит, она зачала два месяца назад, когда Шестая была в столице и не могла осквернить своим безумием невинный плод. Или могла?..

Юлю похоронили в княжеской усыпальнице на Вороньем кладбище. После тьмы и сырости камеры было странно вдыхать теплый весенний воздух, наполненный жизнью, и осознавать, что Юли больше нет, а мир живет себе дальше, как будто ничего и не произошло. Я попросил Эмиля подождать у экипажа вместе с женой и двинулся к усыпальнице. Но, увидев до боли знакомый силуэт, темнеющий на фоне неба, я споткнулся и замер. Мраморная Юли казалась живой. Девушка застыла на обрыве, устремив печальный взгляд в голубую даль моря. Тяжелый ком застрял в горле. У ног статуи сидел, закрыв лицо руками, князь Тимофей, его плечи сотрясались от неслышных рыданий. Я хотел отступить и уйти, но неловко оступился на гравии, и безутешный отец поднял голову.

— Простите, — выдохнул я. — Простите, я уйду, не буду мешать…

— Это ты… — сдавленная пауза, — из-за тебя Юля… Она не хотела замуж, словно чувствовала, а я… Лучше бы я отпустил ее в море…

— Клянусь вам Единым, я не убивал ее.

— Я знаю, — вдруг отозвался он, вновь обретая страшное холодное отчуждение. — Но это ты привел к ней смерть.

— Простите, — только и смог, что сказать я. — Я клянусь вам, что найду ее убийцу и…

— Сначала жена, потом дочь, а теперь и отец… Я всех потерял из-за клятого престола, — князь Тимофей взглянул на меня прозрачными зелеными глазами Юли, в которых плескалась ядовитая ненависть. — Я сам позабочусь об убийце! А ты… Прочь с дороги!

Он оттолкнул меня и ушел, а я остался смотреть в безмятежную синеву, чувствуя на себе грустный взгляд каменной статуи и не смея обернуться к ней.

Я вернулся в дом Остенбергов, которые на время моего отсутствия полностью взяли на себя заботы о Йоране, за что я был им безмерно благодарен и сразу же, не мешкая, подписал необходимые бумаги, передав им мальчика. И не меньшим было мое удивление, когда выяснилось, что старики приютили в своем доме и его непутевую мать, Катаржину Бергман. Разлука с сыном подействовала на женщину отрезвляюще в прямом смысле этого слова. Она бросила пить и клялась, что больше никогда не подымет руку на Йорана. В любом случае, госпожа Остенберг присматривала за обоими, и мое сердце было спокойно.

Лешуа отказался от места княжьего повара и уехал из города, продав перед этим все, что у него было, включая и рецепт "Крови демона", доставшийся от безумицы. У меня в голове не укладывалось, как кто-то может пить эту гадость, зная о произошедшей трагедии, но… Что и говорить, человеческая память коротка, а любопытство неизмеримо. Ида Остенберг, очевидно, из сострадания, пыталась уверить меня, что это она изобрела рецепт шоколада, но я-то знал, чей воспаленный колдовским безумием разум мог додуматься до такого извращения. Моему возмущению не было предела, когда я узнал, что и в аптеке Остенбергов продается эта мерзость! Мало того, успешно продается! Не ведающие страха глупцы покупали отраву, нахваливали ее и приводили все новых покупателей! Как могут люди покупать шоколад только потому, что это модно?!?

Не успел я придти в себя и решить, что делать дальше, как ко мне с визитом пожаловал сам глава Ордена Пяти. Это был сухой, даже немного костлявый старик, который, казалось, навсегда утратил возможность удивляться. Его охрана, двое братьев Ордена, молчаливыми тенями слились с обстановкой в комнате, и спустя несколько минут разговора я начисто забыл об их существовании. Что мне нравилось в отце Павле, так это деловитость, с которой он сразу переходил к сути.

— Господин Тиффано, — начал он, отказываясь от предложения сесть, — вы расстрижены из сана инквизитора, однако все еще являетесь духовным лицом, посему я хочу сделать вам предложение.

— Какое? — осторожно спросил я.

— Вступить в Орден, — церковник остановился напротив стола, разглядывая деревянный кораблик, который я делал для Йорана.

Признаться, я растерялся. Орден Пяти был самым закрытым и могущественным в Святой Инквизиции, и на суде у меня была возможность убедиться в его власти. Чем же я заслужил такую честь? Или, наоборот, наказание?