Оуэн Дэмпси - Найдите Ребекку

Кристофер хотел поспорить, сказать, что уже не думает о Ребекке — ведь она уехала три года назад, но они видели его насквозь, как пиво в стоящем на столе бокале. Нежеланные воспоминания о Ребекке заполнили его мысли.

— Я давно не видел Ребекку, — наконец выдавил он.

— Но если бы ты хотел быть с ней, то в Германии это было бы невозможно. Возможно, у нас на Джерси нет таких возможностей, как в Германии, но все-таки кое в чем у нас есть преимущество.

— Я тоже не согласен с политикой нацистов в отношении евреев, — сказал Ули. — Но что я могу сделать? Правительство говорит, мы проиграли из-за них войну, что они враги Германии и заодно с большевиками.

— А ты что думаешь, Ули?

— Я думаю, что помню миссис Розенбаум, которая жила на нашей улице, как она улыбалась нам и угощала конфетами, когда мы были детьми. Теперь постоянно говорят о евреях. Раньше я вообще о них не задумывался. Мне не приходило в голову их выделять.

Стефан встал, налил себе еще бокал пива и снова сел.

— Я читал, что говорит Гитлер о великой войне. Разговоры о «ноябрьских преступниках» [2] Ноябрьские преступники — так нацисты называли представителей партии социал-демократов, заключивших перемирие 11 ноября 1918 года. Нацисты считали социал-демократов и евреев виновниками поражения Германии в Первой мировой войне. и сионистском заговоре — Ули, по-моему, это просто смешно. Мы нанесли удар в спину самим себе. Не было никакого еврейского заговора. Лучшие люди, с кем я плечом к плечу воевал в той богом забытой войне, были евреями, преданными гражданами Германии. Эрнст Геппнер, Ганс Бухсбаум, Франц Бахнер. Все они были евреями и моими друзьями, и все погибли.

— Нацисты далеко не идеальны, но жить в Германии стало гораздо лучше. Легко тебе сидеть тут на Джерси и осуждать нас в Германии. Когда было плохо, тебя там не было. Ты уехал.

— Да, Ули, легко быть здесь, сидеть и осуждать Германию и нацистов, и именно поэтому я не вернусь и не буду уговаривать Кристофера и Александру вернуться в Германию, даже хотя они там родились.

В комнате воцарилось молчание. Кристофер хотел что-нибудь сказать, чтобы продолжить беседу, но не мог придумать что. Он поднял бокал ко рту и сделал еще один большой глоток пива. Стефан тяжело вздохнул и посмотрел на часы.

— Думаю, тебе пора спать, Кристофер, — сказал он. Кристофер ожидал отсрочки, но ее не произошло. Его не отправляли спать уже несколько лет, но когда он снова посмотрел на отца, то все понял и встал из-за стола. Ули тоже поднялся и обнял его так крепко, будто хотел раздавить.

— Спокойной вам ночи, — пожелал Кристофер, уходя. — Постарайтесь не убить друг друга.

Оба мужчины улыбнулись. Кристофер вышел в коридор и начал подниматься по лестнице — каждая ступенька казалась маленькой победой. Его голова была словно плот на волнах бушующего моря, и когда он добрался до верха, то почувствовал тошноту, которой не испытывал прежде. Открыв дверь ванной, он плюхнулся на сиденье унитаза, не снимая штанов, и обхватил голову руками. Веки отяжелели, его охватил сон.

Проснувшись, Кристофер посмотрел на часы. Прошло больше двух часов, и ноги онемели от неудобной позы. Где-то в голове маячил образ Ребекки. Кристофер включил холодную воду и умылся. Внизу, на кухне, все еще слышались голоса, и ему захотелось вернуться. Полотенце оказалось холодным и жестким, он быстро вытер руки и подмышки, направляясь к двери. Кристофер прислушался к дому, как всегда делал в это время ночи. Слышался лишь тихий шепот ветра снаружи и приглушенное бормотание голосов под досками пола, на первом этаже. Нужно спуститься вниз, просто сказать спокойной ночи, пусть даже и второй раз.

Сквозь ступени просачивался свет, и он спускался по лестнице, медля с каждым шагом. Потом сел на последнюю ступеньку и прислушался к разговору, не желая прерывать отца и дядю. Он слушал. Беседа шла о матери Ули и Стефана, которая умерла шесть лет назад, об их отце, который умер еще до рождения Кристофера, и о матери Кристофера.

— Все умерли, — подытожил Ули.

Кристофер выглянул из-за балясины в конце лестницы. Дверь была открыта достаточно широко, чтобы увидеть спину Ули, сидящего на стуле напротив отца, но при этом остаться незамеченным.

— Я не помню, как познакомился с Ханной. Я был совсем ребенком, — сказал Ули, но не дождался ответа. — Она всегда так хорошо ко мне относилась и нравилась даже отцу. Даже отцу. — Ули умолк, взял стоявший перед ним бокал и сделал глоток красновато-коричневой жидкости.