Мусор на дороге. В кювете осел со вспоротым брюхом. Чим обогнал их и начал прикидывать, как это будет выглядеть в кадре. Лукач говорит о чем-то, бурно жестикулируя, Боб рядом с ним с камерой через плечо, мрачен, явно возражает. Герда в двух шагах, чуть отстала, курит и потихоньку посмеивается. Щелк.
К опасности все трое относились одинаково: они бросали ей вызов. Труднообъяснимый порыв, возможно, дело в юношеской отваге, в том, чтобы выпить залпом бутылку вина, закусить рисом и рвануть в гущу битвы, заниматься любовью чуть не на каждом углу, ненавидеть врага и быть верным идеалам. Это жизнь. Или особая манера жить.
Они были убеждены, что в Испании решается будущее Европы, а потому полностью окунулись в борьбу, встали на одну из сторон, забыв о профессиональной дистанции, сражаясь всеми доступными средствами, становясь все более беспощадными. Полурепортеры-полубойцы. Камера в одной руке, пистолет в другой.
Капа вольготно чувствовал себя с Лукачем, весь день напролет болтая по-венгерски, правда, матерщину предпочитал вставлять испанскую. А Герда больше помалкивала. Ей нравилось слушать. И она слушала – внимательно, слегка наклонив набок голову, с пониманием, не упуская ни одной детали, но с чуть надменным взглядом, необходимым, чтобы держать дистанцию при общении с мужчинами. Чим в их компании отвечал за здравый смысл, выносил основательные суждения, подобающие серьезному образованному еврею. Он был, пожалуй, слишком тщедушен для походной жизни, однако осторожен и надежен, как старый морской волк.
Все трое многому научились от генерала: распознавать калибр снарядов, различать направление выстрела – в нас стреляют или кто-то из наших, готовить пути отхода прежде, чем сунешься в опасное место, вслепую передвигаться в тумане в воде по пояс, как привидения, следя, как идет по воде зыбь, подняв руки, чтобы не намокли камеры или винтовки, навострив слух, чтобы не заблудиться и не нарваться по ошибке на врага. Но когда они наконец пришли к водоразделу, обнаружили только пустые траншеи. Никто не ждал 12-ю бригаду. Они были одни.
Мадрид белел вдали, словно заяц, за которым гонится по пашне свора охотничьих собак.
РАСПЯТАЯ СТОЛИЦА. «Регар» анонсировал на первой полосе фоторепортаж Капы. Герда накинула на плечи теплый шерстяной жакет и присела рядом с Руфью на диван в их квартире. Они снова были вдвоем, как в старые дни. За окном стоял пасмурный день, легкая печальная дымка, какая временами бывает в Париже, парила над крышами. Подруга была как надежная пристань, куда все возвращаются после сражений. Капа, Чим, она… Руфь Церф выслушивала всех самозабвенно, с поистине материнской заботой, глядя в глаза, наморщив лоб – с таким лицом женщины морозным утром укутывают детей, застегивают на все пуговицы пальтишки, завязывают потуже шарфы. Журнал, открытый на фотографии последствий бомбардировки, лежал на столике рядом с подносом, на котором стояли две чашки чая и блюдечко с бретонскими галетами. Герда смотрела на лица этих женщин из рабочего района Вальекас, снятых буквально через минуту после того, как они вернулись домой и обнаружили, что их квартиры горят, а соседи погребены под руинами. Идущая в гору улочка с облезлыми деревьями, двое ополченцев с одной винтовкой, ждущие удобного момента, чтобы выстрелить во врага. Молодая мать с тремя малышами на платформе метро, переделанного в бомбоубежище. Шоссе, за которым раскинулись серые поля с горящими хлевами. Бойцы интербригады, с ранцами за плечами, идут строем, опустив головы и глядя на следы, которые они оставляют на мокрой земле, сосредоточенные, как перед битвой. Крупный план: ополченка, почти подросток, целится из маузера, прячась за баррикадой в здании медицинского факультета. Герда рассматривала кадр за кадром и мысленно возвращалась в Мадрид, снова и снова ныряла в колодец воспоминаний, от которого не могла оторваться с самого возвращения. После всего, что она пережила в Испании, парижская жизнь казалась невыносимо скучной.
Она хлебнула чаю, и тоска обожгла губы. Герде не хватало Испании. Вспомнилась Гран-виа в последние дни сентября перед обратной дорогой, дождь из снарядов с утра до вечера и с вечера до утра, небо в перекрещивающихся лучах прожекторов, крыши Австрийского Мадрида, здание Телефонной компании, где находился правительственный пресс-центр и откуда ей приходилось, согнувшись в три погибели, передавать информацию по телефону, пока над головой проносились снаряды, улица Алькала, огромные окна Центра изящных искусств. Синие линии, геометрический рисунок на потолке гостиничного номера, куда ее сейчас увлекала память.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу