Ридиан Брук - Последствия

Одна из них оскорбленно заерзала, и Рэйчел взглядом попросила его угомониться. Он наклонился к ней.

– Хочу спросить. Вопрос 134 в Fragebogen : правильно ли чувствовать себя таким счастливым?

Чтобы не отвечать, ей пришлось перевести взгляд на окно. Небо уже три дня было ясным, дозволяя солнцу вершить свое дело: плавить снег на полях. Мимо плыл чуть волнистый, старый как мир пейзаж, который вполне мог быть Суссексом или Кентом, а не Шлезвиг-Гольштейном. Какой-то мужчина разбивал мотыгой лед в корыте. Упряжка лошадей тащила по полю плуг, не один месяц лежавший под снегом.

Через пару часов показались знаменитые зеленые шпили Любека, и Люберт поднялся, чтобы лучше их видеть.

– Город моего детства. Видишь шпили?

Рэйчел видела – бронзово-зеленые, пронзающие небо.

– Нет шпиля Мариенкирхе, – сказал Люберт. – Но все равно это самая красивая церковь в Германии.

На вокзале он забрал у нее саквояж, и, когда они зашагали к древним городским воротам, Рэйчел взяла его под руку.

– Хочешь сначала заехать в гостиницу или посмотреть город? – спросил Люберт.

– Давай посмотрим город.

Показывая ей дом – сразу за городскими воротами, – где родился и где жили его родители, Люберт проявил себя эрудированным и эмоциональным гидом.

– Предместья сильно пострадали. Британская авиация опробовала на Любеке бомбы, которые сбрасывали потом на Гамбург. Старые деревянные дома хорошо горят.

Оглядываясь по сторонам, он все больше мрачнел. Все здесь напоминало о прежней жизни.

– Вон там, – Люберт кивнул на остов дома, – жил мой закадычный друг Коссе. Не мог без кино. За билет готов был продать собственную бабушку. А сейчас я покажу тебе мое самое любимое здание во всей Германии. – Он прибавил шагу, спеша поделиться с ней еще одной существенной частичкой себя.

Они прошли через Хольстентор, средневековые городские ворота, перешли через канал и направились к красной кирпичной Мариенкирхе. Величественное, строгое строение пострадало от бомбежки и, возможно, по этой причине производило еще более сильное впечатление. Огонь уничтожил главную башню, крыша была открыта стихиям, и высокий арочный трансепт разделял воздушный потолок. Люберт ступил в неф и тут же начал мысленно перестраивать, рисуя пальцами в воздухе.

– Ты видишь, как она красива? Даже сейчас. Прекрасные руины. Возможно, башню восстановят – в дереве.

Рэйчел потянуло к двум разбитым колоколам; упав с башни, они лежали на расколотом каменном полу южной часовни. Место было огорожено, и колокола оставлены как мемориал или, может быть, извинение англичан. Грандиозное, наверное, было зрелище: бесшумный полет махин с высоты в триста футов и оглушительный грохот раскалывающегося колокольного тела. Колокола лежали бок о бок. Поверженные, они все равно остались вместе.

Люберт неверно истолковал ее слезы.

– Ну вот, растрогалась. Понимаю. Это нечто необыкновенное. – Он положил ладонь ей на локоть и потянул к выходу: – Еще так много надо посмотреть. Улицы, на которых я играл мальчишкой, моя старая школа, самый большой в мире магазин марципанов.

Экскурсия продолжилась, и чем больше он делился с ней воспоминаниями, тем острее всплывали в памяти ее собственные. Когда она выходила замуж за Льюиса, священник сказал, что две истории стали теперь одной. Неужели их история закончилась? Несмотря на все то, что произошло, происходит и, возможно, еще произойдет, ей не хотелось, чтобы она кончалась.

В гостинице “Альтер Шпайхер” Люберт записал их как “господина и госпожу Вайсс” [77] Фамилия Вайсс ( Weiss ) по-немецки означает “чистый”. – в надежде на скорое получение сертификата. Номер был скромный и обставлен по-домашнему. Над кроватью висело сентиментальное изображение баварского сельского пейзажа.

– Картина плохая, – сказал Люберт, – но для этой комнаты подходит.

Рэйчел сняла шляпку и, положив свою маскировку на стол у окна, встряхнула волосами. Мягкое красноватое солнце опускалось к горизонту. Люберт встал рядом и, пока она изучала вид за окном, неотрывно смотрел на нее. Потом поднял руку и бережно провел пальцами по линии скулы.

– Теперь ты знаешь меня немного лучше.

Он поцеловал ее, но она отстранилась, прижалась щекой к его пальто и обняла, – обняла скорее как сестра, чем как возлюбленная. Обнимая, она искала слова, с которых начать.

– Долгая зима кончается.

– Ну вот, теперь ты о погоде! – Он приподнял ее подбородок и заглянул в глаза, словно пытаясь проникнуть в ее мысли. – И что это значит? О чем ты думаешь? Вот сейчас, сию минуту?